Mille regrets (ЛП)

– А для этого добраться до Италии или Испании. От Марселя не так уж далеко до имперских земель. Ницца относится к Савойе, а та в союзе с Карлом V. Подождем более благоприятного момента.

Это ожидание отнимает у них шесть месяцев, потому что после Марселя все оборачивается не так, как им хотелось бы. Флотилия, разумеется, прибывает, и ее ожидает торжественная встреча. От замка Иф до самого горизонта выстроились, как почетный караул, двадцать шесть королевских галер. С башни Сен-Жан ее приветствует щедрая канонада. Звонят все многочисленные колокола аббатства Сен-Виктор, древние своды которого не могли и помыслить, что когда-либо увидят под собой хотя бы одну феску. Но Николь, Гаратафас и Содимо сходят на французскую землю один единственный раз – в составе ослепительной и несколько беспокойной свиты Барбароссы, которому надо было встретиться с посланцами короля и получить его распоряжения. Этого зрелища марсельцам оказалось достаточно, чтобы немедленно засыпать петициями герцога Энгиенского и барона де Гриньяна с требованием не допустить пребывания людей Турка на суше. Они высоко оценили достоинства жеребцов и конских доспехов, верблюдов и пантер, обезьян и павлинов, чая, абрикосов, лимонов, пряных кореньев и всех этих редких растений, присланных Сулейманом, но пусть каждый остается на своем месте, и тогда все овцы будут целы. Тем более, что флотилия должна еще задержаться здесь на какое-то время, поскольку Франциск пока не принял никакого тактического решения.

Приходится ждать. Для марсельцев стоящие на рейде до середины лета тридцать тысяч магометан остаются такой же угрозой, какой они предназначены быть для испанцев. По пять раз на день Божья Матерь вынуждена слушать монотонный речитатив муэдзинов, доносящийся со стороны ее родного моря, в которое рыбаки больше не осмеливаются выходить на ловлю сардин. Дева Мария пока не имеет привычки делить с кем бы то ни было свое молитвенное пространство.

Приступы гнева Барбароссы множатся на «Реале» быстрее, чем блохи. Он не может принять самостоятельного решения вернуться в Алжир, поскольку обязан подчиняться приказам своего повелителя Сулеймана, а тот сегодня союзник французов. Что касается Николь и Содимо, то они вообще не намерены оставаться собственностью Турка. Сердце каждого из них уже перешло на эту сторону Средиземного моря. Пользуясь общей неразберихой, они сговариваются с Гаратафасом о свидании на суше. В одну из июньских ночей они решаются доплыть в темноте до прибрежных скал. Но какая-то слишком темпераментная прачка, приняв этих запыхавшихся пловцов за то, чем они не являются, сзывает кумушек, и все вместе они ударами вальков прогоняют чужаков обратно в воду.

От доньи Марии никакой помощи ждать не приходится. Несмотря на свою устойчивую любовь к мадригалам, она уже успела пропеть chahada и взять себе имя Мир-эль-Ам, тем самым доведя до предела молчаливую ревность Зобейды.

Один лишь капитан Полен, этот челночный снабженец турецкой армады, постоянно находится одной ногой во Франции, другой у неверных. Чем жарче становится лето, тем больше он опасается подниматься на борт «Реала», где Барбаросса мечет громы и молнии, выдирает волосы из своей бороды и замышляет сварить француза в кипятке. Адмирал знает, что ему нужно как можно скорее поднять якорь и нестись в атаку на императора – к его испанским берегам, – но распоряжения из Фонтенбло, которые приносит Полен, понуждают его к неподвижности.

– Выиграть время. Выждать. Мой дорогой Барбаросса, знать, что вы находитесь здесь уже само по себе невыносимо для испанцев! Это и есть правильная тактика.

– Если так тянуть дальше, они просто свалятся нам на голову! Мы здесь для них превращаемся в легкую добычу! Неужто вы, французы, настолько тупы, что этого не понимаете? Уж не знаю, что вы любите больше – саблю или ее ножны!

В первых числах августа приходит, наконец, приказ атаковать Ниццу. Освобожденные паруса полощутся на ветру. Даже потеющая за работой каторжная команда гребцов радуется разминке. Все, что угодно, только бы не жариться у берегов Марселя.

Достигнув широты Вильфранша, Алкаида загорается желанием кокнуть над Ниццей несколько яиц, но и здесь опять не обходится без вмешательства капитана Полена. Он заявляет, что у него есть приказ о проведении классического боя, без скандальных смертоубийств. И в особенности, без этих доходящих до крайности грабежей!

– Нет, только не это! Моим людям необходимо размяться и разжиться добычей.

– Король против этого. Вам будут возмещены все расходы за эту кампанию, и, наконец, казна у нас общая. И потом, жители Ниццы все-таки христиане!

– Так и что? Разве мы пришли воевать со скорпенами?

– Нет, конечно! Но, видите ли, здесь не нужны ваши кровавые сумасбродства. Это могло бы не понравиться Папе, а у нас с ним добрососедские отношения.

– Но мне хотя бы позволительно дать пушечный залп? Или ваш митроносец хочет, чтобы я зарядил мои бомбарды мимозой?