Миллениум. Тетралогия. (ЛП)

– Открыл у себя талант. То, для чего другим требовались часы, Богги проделывал за несколько секунд. Он оказался мастером взлома, и это стало его первой гордостью, его отличительным признаком. Если раньше он был просто презренным беспризорником, на которого все плевали, то теперь стал парнем, способным проникнуть куда угодно, и довольно скоро это превратилось у него в навязчивую идею. Целыми днями он мечтал сделаться таким, как Гудини[58], только наоборот. Ему хотелось не вырываться наружу, а вламываться внутрь, – и он тренировался, стремясь повысить свое мастерство, иногда по десять, двенадцать, четырнадцать часов в день. Наконец Богги стал легендой на улицах – по крайней мере, по его словам – и начал проворачивать более крупные операции, используя компьютеры, которые крал и пересобирал. Он вламывался повсюду и здорово зарабатывал. Но все уходило на наркотики и разную ерунду, и его часто грабили и просто использовали. Взломы Богги совершал с кристально ясной головой, но потом лежал в наркотическом тумане, и на него вечно кто-нибудь нападал. Он сказал, что был гением и полным идиотом одновременно. Но однажды все изменилось. Его спасли, вытащили из ада.

– Что же произошло?

– Он спал в каком-то предназначенном на снос доме и выглядел хуже, чем когда-либо. А когда открыл глаза и огляделся в желтоватом свете, перед ним стоял ангел.

– Ангел?

– Он так и сказал: ангел. Возможно, по контрасту со всем остальным – с использованными иглами, остатками еды, тараканами и черт знает с чем еще. Он сказал, что женщины красивей никогда не видел, даже едва мог на нее смотреть, и решил, что умирает. Он преисполнился великой, судьбоносной торжественности. Но женщина заявила, как нечто совершенно естественное, что сделает его богатым и счастливым, и если я правильно понял, сдержала свое обещание. Она снабдила его новыми зубами и поместила в санаторий. А еще помогла выучиться на инженера-компьютерщика.

– И с тех пор он взламывает компьютеры и ворует для этой женщины и ее окружения.

– Приблизительно так. Богги стал новым человеком… или, пожалуй, не совсем – во многих отношениях он остался тем же вором и оборванцем. Но говорит, что не принимает никаких наркотиков и посвящает свободное время знакомству с новой техникой. Он очень многое находит в Даркнете и, по его словам, безумно богат.

– А эта женщина? О ней он ничего не сказал?

– Нет, тут он проявлял невероятную осторожность. Выражался так туманно и почтительно, что я на какое-то время засомневался, не является ли она плодом фантазии или галлюцинацией. Но все-таки, думаю, она существует. Когда Богги говорил о ней, я чувствовал в воздухе прямо физический страх. Он сказал, что скорее умрет, чем предаст ее, и показал мне русский православный крест, который она ему подарила. Знаешь, такой крест, у основания которого имеется перекладина, наложенная наискосок и поэтому указывающая и вверх, и вниз. Он рассказал, что перекладина намекает на Евангелие от Луки и двух разбойников, распятых вместе с Иисусом. Один разбойник верит в него – и попадет на небо. А второй насмехается над ним – и рухнет в ад.

– И если ты ее предашь, то тебя ждет именно это.

– Да, примерно так.

– Значит, она считала себя Иисусом?

– Крест в этой ситуации, пожалуй, не имел никакого отношения к христианству. Парень просто хотел донести до меня главную идею.

– Верность – или муки ада…

– Что-то в этом духе.

– И тем не менее, Арвид, ты сидишь тут и все мне выбалтываешь.

– У меня не было выбора.

– Надеюсь, тебе хорошо заплатили.

– Да, ну… прилично.

– И потом технологию Бальдера перепродали «Солифону» и «TrueGames».

– Да, но я не понимаю… как ни пытаюсь…

– Чего ты не понимаешь?

– Откуда ты могла узнать?

– Ты сглупил, Арвид, когда послал мейл Экервальду из «Солифона», помнишь?

– Но я ведь не написал ничего, указывавшего на то, что технологию продал я. Я очень тщательно подбирал формулировки.

– Того, что ты сказал, мне достаточно, – заявила Лисбет, вставая, и тут он весь поник.

– Послушай, а как же будет со мной? Ты не выдашь мое имя?

– Можешь надеяться, – ответила она и быстрым, целеустремленным шагом направилась в сторону площади Оденплан.

Когда они спускались по лестнице на Торсгатан, у Бублански зазвонил телефон. Это оказался профессор Чарльз Эдельман. Полицейский пытался связаться с ним, когда понял, что мальчик является савантом. По Интернету Бублански установил, что в Швеции существует два авторитета в этом вопросе, которых постоянно цитируют: профессор Лена Эк в Лундском университете и Чарльз Эдельман в Каролинском институте. Однако дозвониться ни до кого из них ему не удалось, поэтому он, бросив эту затею, отправился к Ханне Бальдер. Теперь Чарльз Эдельман ему перезвонил – и казался откровенно потрясенным. Он сказал, что находится в Будапеште, на конференции, посвященной повышенным возможностям памяти. Ученый только что прибыл и как раз увидел новость об убийстве по Си-эн-эн.

– Иначе я, конечно, сразу позвонил бы вам, – заявил он.

– Что вы хотите этим сказать?

– Франс Бальдер звонил мне вчера вечером.