Миллиард секунд

Завтрак проходит в тишине. За стол подсаживаются другие ребята. Надька смотрит на меня с презрением и ненавистью в глазах, остальные тоже косятся, словно рядом кусок дерьма сидит. Плевать. Уже привыкла за эти дни. Да и за годы тоже.

День как день. Просиживание задниц на уроке, скучная лекция о подготовке к экзаменам. Бред. И так знаем, что будет непросто, не всем выделят бесплатные места в вузах, не всех смогут пристроить, если не постараться. И квартиры не всем дадут. А я слушаю бред математички и думаю, когда же это все закончится. Когда в нас прекратят тыкать пальцем, как в наркоманов? Когда мы станем самостоятельными и обрастем железной броней против всех нападок или безразличия взрослых?

Когда нас перестанут убивать?

Наступает вечер. Свободное время. Уроки делать неохота. Тем более нам почти ничего не задали.

– Ева, – в комнату врывается мелкая девчонка, заставляя всех сидящих повернуться к ней. – Тебя Римма Васильевна вызывает.

Я смотрю на девчонок. Те делают вид, что не замечают мои вопросительные взгляды. Надька уставилась в учебник по биологии с таким интересом, словно картинку с мужскими гениталиями на всю страницу откопала.

Чего меня жаба вызывает? Не делаю даже попыток создать интригу. Не хочу. Ответ и так знаю. Давно ждала, когда настанет мой черед получить по заслугам. Хотя с какой стороны посмотреть. Если бы не жадность и желание нажиться за счет государства и слишком наивных людишек, то наши жизни были бы чуть лучше. Но мы довольствуемся тем, что дают. Кормили, крышу над головой дали, и то хорошо.

Как послушная девочка, стучу три раза, чтобы грымза успела спрятать в ящик украденные у нас деньги, и захожу, не дожидаясь разрешения.

– О, явилась! – начинает женщина строгим тоном, но если внимательно присмотреться к выражению спокойного на вид лица, то можно увидеть недовольство первой степени.

– Вызывали?

– Конечно, Евочка. Присаживайся.

Остаюсь на месте, скрещивая руки на груди. Недовольство первой с половиной степени.

– А теперь напомни, что я говорила по поводу прогулов и выхода на улицу?

Действительно, что же? Она когда-то произносила несвязные фразы о том, что хорошее образование – спасение из этой жизни, или же отличные оценки и наблюдение за ребятами из группы дадут мне индульгенцию. Только меня не просили, мне приказывали. А я не люблю ни слушать, ни выполнять приказы.

– Ничего.

– Ева! – говорит с легким нажимом.

– Я не имею права погулять по городу? – смотрю в упор в черные глаза женщины. Морщинка между бровей становится заметнее, глаза сужаются, губы поджаты. Недовольство второй степени.

– Не имеешь.

– Ага.

– Ева! – стучит она кулаком по столу. Лет десять назад я бы вздрогнула, но не сейчас. Иммунитет к таким пугалкам выработался давно. – Ты была наказана за проступок. Тебе запрещено покидать эти стены, пока…

– То есть Ваньке можно, а мне нельзя?

– Повторяю в последний раз. Тебе запрещено покидать стены интерната, пока ты не осознаешь свою вину!

– Я не виновата!

Вот еще – я признаваться буду! Хренушки! Он сам набросился, нарушил те же правила, что и я, и со своими братанами избил Мишу. Из-за него мой друг оказался в больнице, из-за него сердце дало сбой, и потребовалась срочная операция.

Из-за него я потеряла самого близкого человека на свете…

– Ты сбежала в учебное время, влезла в драку и подставила своего товарища под удар. Впредь будешь находиться под моим постоянным присмотром, – чеканит так, словно выносит приговор. Но это бред полный.

– Черта с два!

– Как я погляжу, тебе лекарства совсем не нужны?

А вот теперь ее слова не кажутся бредом. Теперь действительно меня приговорили к адскому существованию возле самого пекла. Где брызги лавы долетают до пребывающих там темных душ и приносят боль. Разрушают оболочку. Раз и навсегда.

Без возможности на восстановление…

Эта сука знает, на что давить. Никто ей не помешает осуществить план и убрать неугодных. Ее муженек в руководстве города работает, хрен кто скинет эту грымзу с должности, и в тюрьму ее не посадят за нарушение закона. Так всегда. Если бы не она, я бы уже давно ушла отсюда и жила бы счастливой жизнью.

С любящими родителями…

Стоп, Ева! Вспомни, они всегда только поначалу добрые. Стоит только покинуть стены заведения, они превращаются в настоящих правителей адской цитадели. Где у тебя нет права на личное мнение, на лишний вдох. Ни на что, кроме существования и получения пособия. Но поняла я это не сразу.

– Вот и славно, – директор нарушает тишину, возникшую между нами. – Иди на уроки и извинись перед Иваном.

– За что? – чуть ли не выкрикиваю я.

– За моральный и физический ущерб.

– Но я не…

– Таблетки!

Сука! Гребаная сволочь! Знает же, что без них я труп. Была б ее воля, давно бы мне ничего не давала и позволила бы умереть, как бездомному щенку.

Как Мише…

Она раздавала нам по минимуму, медсестра следила, чтобы мы соблюдали режим. Только его не было с самого начала. Лекарств не хватало. И ни единую душеньку в этом богом забытом месте не волновало наше состояние. Наша боль. Наше здоровье, которое не улучшалось.