Миллиард секунд

— Ладно, ладно, Олежа!

— Молодец. Теперь нам надо обустроиться. В университет ты поступила, осталось дождаться учебного года. Скоро адаптируешься, заведешь друзей, начнешь жизнь нормального подростка. Только пожалуйста без выкрута…

В какой-то момент она перестает шевелиться. Резко. Сидит на месте, как вкопанная, глядя на покрывало в цветочек, которое только что достала из пакета. Раскрыла. Развернула. Зависла на моих словах. А затем так же резко подняла два больших темных блюдца. Смотрит в упор. Не просто в глаза. Глубже. Сквозь них. Словно пытается где-то там, в бездне, найти успокоение.

— Зачем ты это делаешь?

— Зачем ты это делаешь?

— В смысле? — переспрашиваю я, ошарашенный вопросом.

— В прямом. Ты взял меня к себе, купил одежду, обувь. А до этого переводил деньги на лекарства и не забывал все это время о моем существовании. Для чего это все?

Я тоже задавался этим вопросом на протяжении полугода. Каждый аз, возвращаясь поздно ночью домой, думал, почему? Почему я так вцепился в эту девчонку? Почему помогал все это время? И почему сейчас согласился разделить с ней личное пространство, хотя мы абсолютно чужие?

Просто я в состоянии показать, что существует другая форма жизни, что она не умрет от нехватки лекарств или из-за эгоизма и влияния других людей.

Что ее не ждет та же участь, что и того парня…

Возможно, не такая радужная, какую можно навоображать, но все же прекрасная. Со своими яркими масляными красками или той же акварельной пастелью. С черными и белыми полосами.

Сейчас мы идем вдоль белой полосы. Я шагаю спереди, как вожак, а она осторожно следует за мной. Шаг за шагом. Прощупывая почву. Но доверительно держа меня за руку.

Еще полгода назад я бы ни за что не ответил на этот вопрос, а сейчас вижу цель, которая сверкает перед глазами. Она недосягаема, возможно, бредова. Но я хочу ее достигнуть. Когда-то этой целью была карьера художника. Слава. Достаток. Неиссякаемость идей. Теперь параллельно с ней следует еще одна.

— Однажды я оставил тебя на попечительстве у той ведьмы, больше не хочу допускать в твоей жизни горя.

Мы смотрели друг на друга. Не отрывались. В упор. Но теперь Ева не пыталась пробраться куда-то в душу. Она смотрела на поверхность. Ведь душу я только что излил. Больше нет нужды искать ответы где-то в просторах вселенной.

Она просто подошла и обняла меня. Крепко-крепко. На рубашке тут же образовалась влага. Едва слышал, как она шмыгала носом, маленькие ладошки прижимаются ко мне. Мнут тонкую ткань. А губы едва различимо шепчат:

— Спасибо…

В какой-то момент я почувствовал, как бьется мое сердце. Быстрее, чем обычно. И я ощущал тепло. Ее тепло. Этой мелкой девчонки, которая только-только начинает жить. По-настоящему. Без оглядки назад. Без ожидания подвоха. Без нужны защищать себя.

Ощущаю аромат вишневой туалетной воды, которую купили только сегодня, прерывистое дыхание от всхлипов. Ничего, мы еще справимся.

И мы действительно справились. Со временем Ева перестала плакать, просыпаться по ночам. Распределили обязанности между собой. Точнее все обязанности, кроме оплаты коммуналки у меня отняли. Уборку на себя взяла клининговая компания, как и раньше, а готовку — Ева.

— Хочешь, я буду завтраки готовить? — вызвалась она однажды, глядя на меня озорными глазами.

— А ты умеешь?

— Еще бы! Я часто теть Гале помогала.

— Что ты готовишь?

— Ну, — задумчиво вскидывает глаза к потолку, — бутерброды с овощами, яйца варю, иногда оладьи. Да не делай такое лицо, я правда вкусно готовлю!

Что именно она разглядела в моей физиономии — неизвестно, но такой расклад меня не особо устроил, учитывая, что я уже больше полугода соблюдаю диету той врачихи.

— Давай теперь я научу готовить тебя правильную еду.

— Это как? — округляет свои и без того большие глаза.

— Полезную. Чтобы ты чувствовала себя прекрасно и не…

— И не была жиробасиной, да?

— Ева!

— А что? Ты же именно к этому клонишь. Как видишь, я лишним весом не страдаю, так что своим моделькам можешь это сказать.

Так она называла натурщиц. Показывала им язык, пока они не видели, а когда уходили — передразнивала походку. Деловая. Чего она к ним прицепилась?

— Нет. Если будешь питаться правильно, то у тебя меньше рисков снова словить обострение, — поясняю я, хотя сам не особо во все это верю.

— Ладно, ладно, валяй.

Ева способная ученица. Быстро научилась запекать курицу, готовить котлеты на пару и даже перешла на более сложные блюда. Однако в моменты безграничной лени мы заказывали еду из ресторана. И не только. Макдональдс поселился в сердце этой девчонки очень глубоко. Порой она приходила оттуда, наевшись гамбургерами, и кричала с порога:

— Я щас умру! Олежа, спасай!

Ее слышно было даже из мастерской. Анжела недоуменно смотрела на меня, пока я соображал, что произошло с моей подопечной. Хорошо, что по факту она съела немного, иначе приступа не избежать, а этого я боялся больше всего. С тех пор она с запретами не частила.

От той чумазой девчонки из интерната не осталось и следа. Она изменилась. И внешне, и внутренне. И я изменился…