Заказ приходит быстро, и мы принимаемся за трапезу. Эдгар то и дело косится на нас, я чувствую себя не в своей тарелке, стараясь не мысленно не возвращаться к тому разговору, а Ева довольная, как маленький ребенок, ест любимое блюдо.
— Ева, расскажи о себе, — нарушает тишину Эдгар. — Как твоя учеба? Как ребята в группе?
— Лучше не спрашивайте, — отмахивается она. — Мои однокурсницы какие-то тупые курицы! Вечно обсуждают либо корейских педиков, либо косметику, либо новые духи, как будто тем других нет!
— Это же важные темы у девочек в таком возрасте.
— Если я буду им свои темы заливать, то они носики морщить будут, — она наглядно превращается в подобие мопса. — В общем, я с пацанами общаюсь.
— Хорошо, — говорю уже я. — Только осторожнее.
— Не ссы, я за себя постою.
О да! Знаю, как ты за себя постоишь! Еще как!
Но эта мысль меркнет, когда Ева поднимается со своего места, ставит чайник и долго ищет на полке свой любимый чай. Мятный. Как и мой. Ее пижамная майка задралась, обнажая светло-бежевую полоску кожи. Еще выше. Виден пупок. Едва прикрыта грудь. Она все ищет этот гребанный пакетик с чаем, а я не понимаю, почему не могу оторвать глаз. Видел же ее полуголой. И в топике, и в лифчике и…
Стоп. Разве видел? Разве зацикливался на цвете ее кожи, на изгибах фигуры? Замечал, как алели ее губы, стоило пару раз куснуть их? А потом как аккуратные длинные пальцы зажимали ярко-зеленую упаковку и с любопытством раскрывали ее, словно внутри ждал рождественский подарок?
Черт! Кусок курицы из «Цезаря» встает поперек горла. Еле-еле проглатываю. Что это за херня?
— Кхе-кхе, — кряхтит друг в кулак.
— Что?
— С тобой все нормально? — Ева поворачивается к нам, поднимая ровную темную бровь.
— Да.
— Чего тогда загрузился?
— Ничего, — отмахиваюсь от обоих. Уже знаю, что меня ждет, когда Ева уйдет с чаем за ноутбук. Знаю, что скажет Эдгар. Но я не предполагал, что все обернется вот так…
— Может, бабы давно не было?
В этот момент Эдгар прыскает со смеху, согнувшись пополам. Ну началось! Не могла потом про женщин сказать?
— Ева!
— Нет, серьезно! Твоя Хренелла какая-то странная. Как селедка. Совсем не удовлетворяет?
Зачем ты заговорила об этом? Сильнее подогреваешь интерес к тому, что же у тебя под этой майкой. Что за педифолиские мысли пошли? Что за хрень?
Эдгар продолжает ржать, как конь, Ева довольно улыбается. А я… попал я по полной программе! Потому что не знаю, что ответить, и как гармонично вписаться в эту атмосферу непринужденного веселья, которая всеми силами пытается меня вытолкнуть за пределы.
Ева наливает этот гребаный чай, приносит кружки нам с другом и исчезает в своей комнате, оставив за собой… непонимание. Растерянность. Странность. Или все вместе взятое. Наверное.
— И ты говоришь, что ничего к ней не чувствуешь? — тут же начинает друг.
Говорил. Говорю. И буду говорить:
— Да.
Вместо того, чтобы оправдываться, убеждать себя в правоте, пытаюсь вспомнить слова Эдгара и сопоставить с этой ситуацией. Да ну. Хрень какая-то. Ну поднялась у нее майка, ну увидел я пупок. Дальше что? Как будто девушек голых не видел. Сам в курсе, сколько в студенческой общаге этих красавиц перетрахал.
Это всего лишь случайность, не более. Просто у меня давно не было женщины.
— Если ты решил опекать — опекай, но если хочешь трахнуть — трахни. Только следи за последствиями в обоих случаях, — добавляет он.
— Я не собираюсь ее трахать.
— Главное, чтобы ты полностью это осознал.
Наш разговор я запомнил надолго. Ведь его слова мне пригодятся. Сейчас, через неделю, через полгода. Я буду вспоминать их, когда едва смогу узнать, когда во сне на меня будут смотреть медовые глаза, когда ее нежный голос станет для меня приятной мелодией.
И когда я осознаю, что меня понесло с самого начала.
Эдгар сообщает, что договорился с несколькими критиками, инвесторами, позвал дам из высшего общества, которые смогли бы оценить мои работы, и уходит. А я возвращаюсь в студию с полной головой. Снова смотрю на «Хлою» и вижу в ней частички двух женщин. Сначала Яну, затем Еву, только вторая вытеснила образ бывшей.
От нее ничего не осталось, ни на холсте, ни в голове…
— Мне приснился кошмар. Можно я с тобой посижу? — внезапно ко мне врывается Ева. Без стука. В два часа ночи. Поначалу подумал, что пожар начался, судя по страху на миловидном личике.
Да, а я до сих пор не сплю, даже поужинать не успел. С обеда мы не виделись, но у меня создается впечатление, что прошла неделя.
— Тебе вставать через четыре часа.
— Я не могу уснуть. Пожалуйста…
И я не могу. Не позволяю. Нужно доделать «Хлою» и начать новую картину. Сейчас самое время, пока слой сохнет.
Но это лишь мысли, а на деле меня ждет не чистый холст, а девчонка в дверях. Все в той же пижаме с Микки-Маусом, только волосы растрепаны, глаза чуть покрасневшие и а тонкие руки обнимают себя за плечи. Скованно.
— Ладно. Только не шуми…
Ева, довольно припрыгивая, громко плюхается на диван передо мной. Обычно там сидели натурщицы. Обнаженные. В определенных позах. А теперь там разваливается эта наглая девчонка. Попросил не мешать, называется.