Миллиард секунд

— Ты мой придурок. Пожалуйста, не делай больше так.

— Хорошо, — касаюсь ее губ губами. Без напора. В ожидании, когда она сама проявит инициативу. И она проявляет.

— Я не только об этом. Не могу смотреть, как левые бабы около тебя ошиваются! — все еще всхлипывая, произносит Ева.

— Ты же знаешь, что я весь твой. Не ревнуй малышка.

Снова целую ее. Уже нежно. Жду, когда она расслабится, когда сама потянется. И она опять потянулась. Начинает раздевать. Вопреки страху. Вопреки прошлому. Вперед к будущему. К нашей любви, которая прет из всех уголком моего разума.

— Я буду нежен.

Касаюсь ладонью ее щеки и внимательно смотрю в родные глаза. Мог бы не говорить — Ева поняла бы меня без слов. По нежным касаниям губами, по легким поцелуям ее прекрасного тела.

Останавливаюсь на уровне груди. Небольшой след остался от моих зубов. Обвожу языком один сосок, перехожу на другой, слыша тихое, но сбитое дыхание в ответ. Спускаюсь все ниже и ниже. Аккуратно снимаю колготки, а не рву, как хотелось до этого.

Сажусь между прекрасных ножек и припадаю к влажным складкам. Сначала оставляю простые поцелуи вокруг. Дразню. Вижу, как ее глаза заволокли пеленой похоти. Затем касаюсь языком самого чувствительного места. Вылизываю, слушая, как воздух покидает ее легкие, как маленькие пальчики впиваются мне в голову, а тело пытается оказать гораздо ближе к моим губам.

Я и забыл, когда в последний раз делал женщинам куни. Яна часто просила сделать ей приятное, но я не особо охотно отвечал согласием. Сейчас все иначе.

— Не останавливайся, — шепчет она, когда на секунду задумался и перестал ласкать свою малышку.

Нравится? Вижу, что нравится. А я с ума схожу от твоей реакции. От того, как ты постанываешь, как закрываешь глаза и пытаешься управлять мной, держа за волосы. Но все с точностью, наоборот, так?

Стоит только остановиться, и ты попросишь меня войти. Медленно. Ощущая каждой клеточкой мою длину.

— Олежа, пожалуйста… — говорит он согласно моему сценарию, когда я выпрямляюсь и расстегиваю ремень брюк.

— Что пожалуйста?

— Хочу еще… Ах…

И я даю то, в чем она так нуждается. Отдаю всего себя. Без остатка. Чтобы снова и снова услышать бесконечно длинные стоны из ее полных уст. Увидеть, как она закатывает глаза, как выгибается в пояснице, выпячивая грудь.

— Скажи, что любишь, — хриплю в ее маленькое ушко, вытягивая мочку зубами. И одновременно вхожу с протяжным стоном.

— Люблю… — толчок. Останавливаюсь.

— Еще…

— Люблю… Люблю… Люблю…

Ее стоны сливаются со словами, с толчками, с нашими дыханиями. Маленькие ладошки хаотично скользят по моему телу, цепляются за кожу. Эти мгновения самые лучшие на свете, самые желанные. Самые прекрасные и самые запоминающиеся.

Наша близость — прямое доказательство нашей любви. Настоящей, не поддельной. Без игры на публику.

И мы практически одновременно кончаем в этой агонии. В страсти. В нашей любви, которой нет начала и конца.

Глава 31. Важная новость

Скорость. Мало скорости. Мало движения. Кажется, что везде пробки, хотя на деле лишь небольшой затор у светофора на набережной. Мчусь, как ненормальный. Объезжаю тормознутых придурков, нарушаю правила. Мчусь к ней. По быстрому звонку.

— Олежа, я в больнице. Приезжай скорее.

Больше ничего не стал слушать, только адрес. Дрожащий голос в трубке тут же навел тысячу и одну причину, почему моя малышка оказалась там. Приступ. Их так давно не было. Ева соблюдала диету, вела правильный образ жизни, с сексом не перебарщивали, хоть и дико хотелось.

В последние дни она часто жаловалась на плохое самочувствие. Но это было приближение месячных, а не чертово обострение! Неужели перенервничала на сессии? Блядь! И этот ветер майский ни хрена не успокаивает. Дует в лицо, когда паркуюсь у какой-то старой больнице у черта на куличиках. Нашли куда мою девочку привезти.

А ведь не хотел ее отпускать. Из-за своих капризов не хотел, но понимал, что учеба важна для моей малышки. Лучше бы проявил свой эгоизм.

— Ева! — влетаю в палату, наплевав на присутствие доктора.

— Олежа… — она смотрит на меня… испуганно? Не понял. Говорит нормально, голос неслабый, лицо чуть бледноватое, но не такое, как во время приступа. И трупом не кажется.

— О, здравствуйте, Олег Дмитриевич, — произносит мужчина средних лет в очках и маске. — Я так понимаю, вы…

— Что с Евой?

— С ней все в порядке, если можно так сказать.

— В смысле?

— Она беременна.

Вашу ж мать…

Это первое, что вырвалось в голове. Хорошо, что не в слух. Хорошо, что не смотрю на свою малышку, которая наверняка ждет хоть какой-то комментарий.

А я не могу его дать…

Не знаю, что чувствую. Все эмоции смешались воедино. Страх, радость, отчаяние, злость, ярость. И теперь они превратились в ничто. Сделали из меня безэмоциональное существо, которое должно сейчас улыбнуться и обрадоваться этой новости.

А я рад?

Откровенно говоря, я думал в последний раз о потомстве зимой на приеме у доктора. Она говорила, что вероятность зачатия повысился, но я не думал, что почти через полгода Ева забеременеет. От меня. Сомнений не было в отцовстве.

— Олег?