Миллиардер и я. Развод и девичья фамилия (СИ)

— Дальше взглядов дело не пошло, — я успокаивающе погладила разбушевавшегося сизигоса по руке, и тот стиснул мою ладонь в своей. — Он просто подозревал, что с нашей свадьбой не всё чисто, но, как только понял, что я… — и запнулась, вспомнив, как быстро Алекс «разглядел» моё неравнодушие к супругу.

— Что? — тут же заинтересовался Константинидис.

Но ещё неготовая к признаниям, я выкрутилась:

— Он сказал, что никогда не попытается отбить жену у друга. Я ему верю и не хочу, чтобы ты лишился его дружбы из-за меня. Позвони ему.

Константинидис только раздражённо фыркнул. Но я, приподнявшись, легко чмокнула его в щёку, и он, рассмеявшись, тут же подставил мне другую. А когда я «отметилась» и там, милостиво протянул:

— Ладно, подумаю… А сейчас, может, всё-таки поедим? Давай не будем говорить сегодня ни о чём таком, хорошо?

Я задумчиво дожевала пирожок… Ещё одна тема не давала мне покоя, и я решила всё же её затронуть:

— Рано или поздно придётся ведь поговорить и об Эвелине.

Супруг шумно выдохнул и бросил на меня укоризненный взгляд.

— Неужели не хочешь наказать эту стерву по-настоящему?! — не выдержала я. — И её, и этого омерзительного «дядюшку»! Мало того что она ложилась под каждого встречного, подлила тебе капель на праздновании вашей помолвки…

— Капель? — растерялся супруг.

— Да! Потому ты тогда ничего и не помнил! — возмущённо продолжала я. — Из-за её интриг тебя выставили из дома — я же видела, как сильно тебя это задело. И теперь…

— Клио, Клио… — Константинидис легко сжал мои плечи и с улыбкой заглянул в глаза. — Я всё это знаю — благодаря тебе. Но, пожалуйста, не будем говорить ни об Эвелине, ни о её «дядюшке», ни о моём отце хотя бы эти дни… Я хочу просто побыть с тобой, моей женой, в наш медовый месяц… Согласна?

И я сдалась. А Константинидис, легко притянув к себе, чмокнул меня в губы и шепнул:

— Люблю! — но тут же, отодвинувшись, скосил на меня слегка обиженный взгляд. — Что люблю тебя, уже повторил не раз, а от тебя ни одного ответного признания не услышал!

— Ещё услышишь, — заверила я.

— Когда?

— Как только позвонишь Алексу.

— Ну что за… — возмущённо начал супруг, но, увидев моё лицо, сузил глаза. — Дразнишь меня? Что ж, сама напросилась!

Я тихонько пискнула, когда он дёрнулся ко мне, чуть не опрокинув столик. Попыталась «спастись бегством», но Константинидис уже оплёл меня руками и, наклоняясь к лицу, заявил:

— Как насчёт: не отпущу тебя, пока не скажешь то, что хочу услышать?

— Как насчёт, всё равно придётся отпустить, когда по-настоящему захочешь есть? — парировала я.

— Это я могу и так! — фыркнул Константинидис.

Дурачась, потянулся к торчавшему из корзинки уголку пирожка ротти. Но я тут же попыталась вырваться, он попытался меня удержать… и мы, хохоча, ухнули на землю, задев столик и опрокинув на себя оба стакана с соками.

— Весь душ попусту! — возмутилась я.

— Можем повторить! — тут же с готовностью предложил Константинидис.

Но до душа мы не дошли, «задержавшись» по дороге — в спальне. Потом заменили душ бассейном, а после… фраза «счастливые часов не наблюдают» приобрела новый смысл. Совершенно не придерживаясь заведённого распорядка, мы просто болтали, отвлекались на еду, плескались в душе или бассейне… И, глядя в сияющие глаза супруга, я ловила себя на мысли, что тоже ещё ни разу не чувствовала себя настолько зашкаливающе счастливой. Сумерки, ночь, утро, день… Кажется, прошли ещё сутки — я едва обратила на это внимание. Но когда снова начало смеркаться, Константинидис, таинственно поблёскивая глазами, заявил:

— У меня для тебя сюрприз, — и, скользнув глазами по моему полуобнажённому телу, добавил:

— Можешь немного одеться — мы выйдем за пределы виллы. Но не перестарайся!

— Довольно странное напутствие, — недоумённо сдвинула я брови.

— А что тут странного? Оденься, но не слишком — чтобы…

— …в случае надобности всё было легко снять? — догадалась я.

Он ответил обожающей улыбкой. Заинтригованная, я украсила запястье браслетом из лунного камня и оделась в лёгкое бледно-голубое платьице с вырезом, при виде которого Константинидис одобрительно хмыкнул.

— Доволен? — и оценивающе оглядела его. — Я тоже!

— Хвала Небесам! — съехидничал Константинидис и, подтянув к себе, обвил руку вокруг моей талии.

По забавному совпадению, на нём была бледно-голубая рубашка — словно под цвет моему платью. А на запястье тоже красовался браслет из лунного камня.

— Так куда мы всё-таки направляемся?

— Скоро увидишь. Думаю, тебе понравится.

— Посмотрим, — сузила я глаза.

Но когда, миновав территорию отеля, мы вышли к цели нашей «прогулки», вскинула на супруга восторженный взгляд.

— Ты прав, мне нравится!

Сизигос расплылся в самодовольной улыбке.

— Тогда прошу, кириа Константинидис!

То, куда мы пришли, было тихой бухточкой, с трёх сторон окружённой пальмами. У самого моря так, что волны набегали на деревянные ножки, стояли накрытый стол и два стула. Песок был усеян маленькими свечами, а вокруг стола, воткнутые в песок, полыхали факелы.

— Настоящий ужин при свечах и факелах? — восхитилась я, усаживаясь на отодвинутый супругом стул.