– А ну, долговязый, освободи место, ёб твою мать. – Сказал он мне весело и напористо. – Дай мне с подружкой поболтать.
За руку, повыше локтя, он держал особь противоположного пола, которая отбивалась от этого и, как мне казалось, страшно была напугана. От Деда я слышал, что мы созданы таким интересным образом, когда для воссоединения целостности энергетики требуются две половины, две динамики сущего. Особь противоположного пола – это такое существо, которое отличается от тебя, или ты от нее, иным построением органов воспроизведения. В Москве я видел в большом количестве такие особи. Когда пару раз я случайно задевал в толпе их какой-нибудь частью тела, то мощный энергетический заряд пробегал по всему моему организму. И даже просто глядя на них, на эти особи, я всегда чувствовал странное возбуждение корочек головного мозга, находящихся внутри черепа. Мое дерево (спинной столб) мгновенно воспринимало импульсы какого-то внутреннего дуновения корневых дисков (энергетических чакр).
Между тем, особь противоположного пола еле-еле молотила кулачком по вцепившейся в ее руку почти гигантской клешне грубого молодчика.
– Ну, ты, хрен с бугра, плохо понял? Счас объясню.
Он схватил меня за ворот моего обмундирования и вытащил в проход.
– Смотри, вырядился в ментовскую спецовку, а она сидит на нем, как мешок на журавле. Верно, пацаны?
Послышались голоса:
– Дай ему по шее, да пускай валит на маскарад…
– Нечего с ним нянчиться, братуха. Врежь разочек, с него хватит!
– Никогда не видел, чтобы форму носили такие лопухи…
– Давайте выкинем его из троллейбуса, чтобы воздух не портил, мент поганый.
Кодла особей грубо ржала, как табун необъезженных коней. Девчонка попискивала. Остальные люди в троллейбусе притихли, и по внутреннему импульсу их организмов я предчувствовал быстрый старт их ног на выход при первом удобном случае. Кодла веселилась, мне действительно пнули под зад. И повинуясь инерции, я отлетел в дальний задний угол троллейбуса.
– Чё вылупился, придурок долбанный? Катись из троллейбуса, пока шею не сломали.
– Или зайди в химчистку, поменяй сбрую. Сейчас будет остановка – пиздуй, пока здоровье еще на месте.
Между тем амбал, державший девчонку за руку, кинул ее на сидушку, с которой встал я, и начал медленно расстегивать широкий кожаный пояс на своей нижней одежде. Я смутно почувствовал, что здесь что-то не так. Честно говоря, до этого самого момента мне совсем не хотелось тратиться на группу взбесившихся придурков, но, видимо, приходилось вмешиваться, как предписывалось кодексом Чоков, гласившем: «Уравновешивай слабое с сильным, твердое с мягким, черное с белым…» И поскольку черного, твердого, тупого было предостаточно, оно с избытком переполняло чашу общего равновесия. Надо было просто вернуть первоначальное состояние всекосмического баланса.
– Ты чё скулишь, сука? Щас по разику в ротик – и ничего страшного! А если будешь умницей, возьмем к себе на хату, – крепыш с невозмутимостью ледника продолжал распахивать на себе свою внешнюю перевязь, состоявшую из надетых друг на друга тряпок. То ли это называлось брюками, то ли джинсами – не помню.
Меня, как Чока, интересовал совершенно другой момент человеческой деятельности. Я не знал, чего хочет молодчик, но ясно догадывался, что паническое состояние девчонки (особи противоположного пола) может очень скоро перейти в шок. Ее расширенные зрачки не могли оторваться от рук молодчика, копошившегося в своих видовых органах. В это время троллейбус качнуло, кто-то заорал металлическим голосом:
– Вы что охуели, пидары? Конечная. Выебывайтесь отсюда на хер.
Оставшиеся в троллейбусе люди кто как спасались бегством или были выпихнуты с помощью других молодчиков. В троллейбус ворвался человек с каким-то железным предметом в руках и ринулся на бугая, который уже схватил за волосы бедную девчонку и зачем-то пристраивал ее голову к своим органам. Та еле-еле сопротивлялась.
– А ну бери, сука. И не дай Бог укусишь – все зубы выломаю.
Между тем ворвавшегося человека остановили, вырвали железную палку из руки, завалили на еще одну сидушку и, заломив его голову за спину, начали было душить, стискивая горло сгибом локтя. В этой заварухе никто практически не обратил внимания на то, как легкой тенью кто-то или что-то метнулось в эту общую свалку. Правда, все стояли спиной к внешнему миру ночного города, поэтому ни взвизгивающего звука далекой сирены, ни уж тем более меня никто не видел и не замечал. Я не знал, что это доблестная милиция, вызванная кем-то из умчавшихся пассажиров, несется по следу насилия. Мне было не до того. Да и стае взбесившихся волков, гогочущих от хорошей дозы наркоты, тоже было на все наплевать, а зря…