Миллиардеры везения

Выслушав их сбивчивые объяснения, полковник дал каждому сутки, чтобы восстановить силы и явиться отдохнувшими и готовыми к дальнейшей службе. Хотя и специалиста не нужно было сюда привлекать, чтобы увидеть и определить у них крайне депрессивное состояние после стычки с «монстром». Иные говорили даже о том, что-де из пальцев у него исходили лучи, парализующие сознание. А иные доходили и до того в своих разглагольствованиях, что он-де способен бегать на одних только руках. При этом повторяли, что у него нет ни капли сострадания к живым существам и дрожали, дрожали бесконечной дрожью, прости их Бог.

Николай Николаевич Ермаков еще раз пробежал глазами лежащий перед ним небольшой клочок бумаги правильной прямоугольной формы и, наконец, вызвал к себе своего зама Шпендю Семена Саввовича. Тот не замедлили явиться.

– Чего звал? – Сказал в упор хмурый Шпендя. – Сам знаешь, загружен как этот какой-нибудь, самый этот какой-нибудь…

– Ты не горячись, Семен. Лучше присядь, покумекаем, как нам тут поступить подобру-поздорову, чтобы всем хорошо стало.

– Я вот, думаю, это… – начал опять Шпендя. – Это какой-нибудь из Люберецких, залетный какой-нибудь, а может, гастролер, ить его. Я думаю…

– Ты погоди думать, я за тебя думать буду… Ты лучше подскажи мне – может ОМОН привлечь или своими силами разберемся?

– Да, а чё это, разберемся, наверное. Выделю ребят Рубкова, они, это… ребята все с огоньком. Пускай, это… поймают засранца, говнюка, ить его… Навязался на нашу шею.

– Значит думаешь, своими силами? – Широкий и громоздкий, как шкаф, Ермаков заходил взад и вперед длинными, как школьный циркуль, ногами. – Отвлекать-то не хочется. Рубковских-то тем более. Они на наркоте сейчас, все… А оттянем силы, нечем будет прикрыть дыру. Но мерзавца этого надо, конечно, зацепить. Он же ж на свободе, мерзавец этот… Наделает, может, всяких гадостей. Вот же мерзавец хренов… – в сердцах бросил последнюю фразу Ермак и резко повернулся лицом к Шпенде. – Значит, думаешь, Рубкова ребят?

– Так точно. Значится, Рубковых. Так точно, значится.

– Ну, действуй, давай. Надежда на тебя. Ты уж их там подхлестни. Пускай основного своего дела не забывают. Хотя мерзавца этого надо изловить в крайний срок, аккурат, во что бы то ни стало. Ты уж, будь добр, побыстрей как-нибудь. Самолично бы ему в морду сунул, гаду. В наручники бы запихнул – и в морду. – Полковник широким жестом рубанул воздух и с развороту уселся всей жопой в свое широкое кожаное кресло. – Иди, удачи тебе, Семен.

Дверь за Шпендей захлопнулась с молниеносной скоростью.

– Есть! – как бы само собой зависло в воздухе помимо его коротконогой кряжистой фигурки.

Начинался новый рабочий день. Милиция, как всегда, стояла на страже порядка.

«Все будет обязательно хорошо». – Думал опять невозмутимый Ермак.

* * *

Вечера в Москве восхитительны. Мне нравятся перспективы улиц, уходящие вглубь и вширь, уходящие в небо так, что горизонт сливается в одну несмыкаемую даль. Я не обратил внимания на номер этакого металлического насекомого с двумя усиками посередине гладкой спинки. Я уже испытал на себе и действие грохочущего метро, словно шквал прибоя собирающего все звуки в один сплошной гул. Попробовал «на вкус и цвет» дребезжащий на поворотах трамвай, и пыльный, встряхивающий людей на резких остановках, автобус. Все эти виды средств цивилизации для перевозки не внушали мне особого доверия. Лучше и легче, и уверенней я себя чувствовал на своих двоих, передвигаясь с той скоростью, которая подходила мне на данный момент. Но мой легкий, скользящий бег, развивающий скорость на пределе восприятия для обыкновенного человека, делал меня сейчас открытой мишенью. И в обстоятельствах, в которые я уже попал, «самостоятельное» передвижение становилось весьма и весьма опасным.

Мягкий ход металлического насекомого удовлетворял и успокаивал меня плавностью толчков и сбалансированностью движения в дороге.

Я сел на подвернувшийся мне номер троллейбуса и уютно притулился в углу, смежив веки и решив отдаться медитации полусна. Мне хотелось побыстрей добраться до окраины Москвы и отдохнуть где-нибудь в мягкой траве до следующей зари.

Быстро темнело. Черная птица ночи почти опустила крыло на утомленный город, прикрывая его до следующего пробуждения. Я почти отстранился от внешних раздражителей и в такт покачиваниям машины медитировал в полном покое. Вот троллейбус резко качнуло, и я приоткрыл веки. В почти пустой троллейбус закатилась какая-то разгульно веселая команда, состоявшая из гогочущих, с покрасневшими лицами, крепких, коротко остриженных особей. Створки отверстий захлопнулись, и все мы покатили дальше. Команда вела себя активно, напористо, как молодые горные козлята, задирая окружающих «своими рожками» и рассылая вовне твердые волны агрессии. Я прикрыл глаза. До окраины, по моим расчетам, оставалось совсем немного. И мне совсем не хотелось ничем разбавлять полудрему медитации, расслабление. Но особи вели себя раздражающе активно, и я почувствовал, что так просто они не успокоятся.

Один из крепышей вдруг толкнул меня в плечо.