Миллиардеры везения

Туголук еще раз перечитал письмена этого древнего манускрипта и вышел из пещеры книгохранилища на свежий воздух. Где-то в глубинах Тысячелетий остался для него неведомый, но до боли почему-то знакомый ему сородич. Надо будет спросить у Верховного Жреца, кто и где нашел этот древний манускрипт, и что обозначали эти странные слова, говорящие ему через века о человеческой преданности и любви. Наверное, он не до конца еще расшифровал их. Многое еще ему предстояло изучить, прежде чем он поймет, почему закончились жизни этих могучих когда-то цивилизаций, от которых остались только эти старые, древние-предревние манускрипты и непонятная ему тоска по новой жизни. Он потянулся, вдохнул поглубже в легкие освежающий воздух утра, пошел по росистой траве, стряхивая с нее остатки сна-тумана после долгой ночи.

Пошел любить и жить, изучать и удивляться жизни, к стоянке своего племени.

Солнце медленным краснеющим диском величественно поднималось из-за ближайшей цепи гор. Новое утро пришло. Кончилась долгая ночь…

* * *

Он проснулся ранним утром. За окном монотонно и тоскливо шел дождь. Он слегка повернул голову и посмотрел на спящую на его согнутой правой руке жену. Она, по-детски подложив кулачок под щечку, уткнулась носом в его локоть и сладко посапывала. Он еще раз взглянул в окно.

«Господи, какая только чушь не приснится! За короткую после тяжелого трудового дня ночь».

Он тихонечко, чтобы не разбудить, аккуратно высвободил из-под головы жены свою руку. Сел на теплой уютной пастели, сунул ноги в широкие удобные домашние тапочки. Посидел, подумал. Поулыбался внутри себя мыслям, рожденным ночным кошмаром. Встал, подошел к рабочему столу, на котором стояла машинка с неоконченной рукописью. Поглазел на нее, прочитал последнее предложение, задумался. Достал из кармана халата, висевшего на стуле, пачку сигарет, вытащил одну, положил пачку на место. Взял сигарету в рот. Опять задумался, улыбнулся. Что-то странное, глубокое, до боли знакомое ворохнулось в глубинах его сознания. Он подошел к балкону, раздвинул тяжелые шторы. И нагой, такой какой был, откинув щеколду и открыв дверь, вышел на балкон. Балкон был высоко, и поэтому видеть его никто не мог. Тем более, что утреннее шоссе под балконом только-только просыпалось в эти утренние дождливо-туманные часы. Он сделал буквально пару затяжек, как резкий звонок телефона прорезал утреннюю тишину его маленькой уютной квартирки. Он влетел внутрь, опасаясь, что жена, услышав звонок, проснется, и, стараясь не шуметь, резко сдернул трубку с рычагов аппарата. В трубке молчали. Лишь тихое посапывание жены и монотонный дождь за окном, да свежий ветерок заносил влагу с улицы в уют комнаты.

– Да, – почти шепотом выдохнул он. – Я слушаю, да.

– Грёбаная жизнь! Мы приветствуем тебя.

– Мы приветствуем тебя, – ошарашено повторил он вслед за металлическим, ледяным голосом в трубке.

Короткие бесстрастные гудки были ему ответом. Он медленно вернул трубку на аппарат. Медленно подошел к балконной двери, прикрыл ее и механически сунул потушенную сигарету обратным концом в рот. Где-то все это уже было. Какой только кошмар не привидится спросонья!..

Он присел к письменному столу и еще раз перечитал последнее предложение рукописи. Поставил точку и погрузился в глубокую задумчивость. Где-то все это уже было, было.

Сказки

Сказка о Глупости

Посреди миров, где бы то ни было, никому не ведомо, никому не знамо бывал-поживал Король один. Не было у того Короля ни подданных, ни приданных, ни именных…

Был-поживал он один да один без другого кого. Да был у него сад. Сад каменьев разных-преразных. Люб ему был тот сад каменьев, люб, дорог и свят. К тому же Король был глупой. Никому не нужен оказывался владыка каменьев, Король без подданных, да приданных, да именных. Вот оно и так. А владыка-Король да и не горюет горем, чего с него? У него – сад. Радеет он за его дальнейшую да будущую житийность-бытиённость и всё. Стало быти всё в порядке. А как грусть-туга Короля того-королевича заподденет, так он к каменьям и бежит бегом. Молитвия к ним, душу к ним излиёт. Так вот и спасается-укрывается то от невзгодий-угодий, то от грусти-туги, то от незнамо чего бы ни то.

Долго ли предолго молвить о Короле-королевиче да толком толковать – мало ли, много ли чего – тож не знамо. Король глупёнек да сказ коротёнек. Не нам ответ держати за Короля да за дела его.

Тутож вот тайность какая: миров не один, не два, – множества. Во всех их по Королю и все – глуповы. Иначе: знама была б им тайность множества от множеств во множествах миров тех, пропали б тогда все как един. А так как есть посейчас, все на подбор – ни перебор, ни меньше меры. Миры живут-бывают, Короли глуповыми прозябают. Сады каменьевы растут да проживают всем Королям на интерес, мирам – для множеств и множеств, для самой той житийности-бытиённости.

Чудо тут вот в чем – миры един в одном да сады при том да королята-королевичи как братия-братиевичи: не распознать-не узнать и одна им как бы мать.