Миллион для гения

Потом на прощанье добавил еще: – Давай, иди работай, чего стоишь?… Книги!… Смешно! – и, бормоча эти слова, исчез.

Леонидов пересчитал оставшиеся книги и пошел дальше по вагонам. Ему не удалось продать сегодня ни одной книги, спрашивали почему-то одни детективы, а детективы он не писал. Как-то раз он услышал, что одна писательница написала и издала за один год 154 детектива. Почему-то запомнил эту цифру и этот потрясающий факт. Получается, что писала она по одному “роману” за два дня. А у него не было ни одного, и работал он месяцами. И почему он не писал детективы? Может, стоило написать один, только настоящий?

Он, уставший, но почему-то довольный, возвращался домой. Нераспроданный “товар” лежал в сумке, кошелек был пуст. Зато сегодня он впервые увидел, как человек открывал его книгу и читал, сегодня его приняли на работу, только платили не ему, а он сам – по 500 рублей в день. И работал он снова в театре, который называли точкой, работал на сцене, которая находилась в летающих поездах, где сидели его зрители-пассажиры, а поездов таких было пять! Головокружительная карьера – и все это за один день!

Клейзмер шел по улицам родного города, глядя по сторонам. Он любовался им, смотрел с восторгом на людей, на птиц, смотрел на дома, покрытые белым снегом, разглядывая все это словно впервые, словно пробудившись от долгого сна. Раньше все его внимание занимало нечто другое, то, что помещалось в памяти компьютера, на страницах исписанных бумаг, в формулах, в его голове, воображении. Но, теперь... Ему безумно интересны были эти люди. Он многие годы не видел их, не замечал, просто не смотрел в их сторону, заглядывая куда-то вглубь себя, и бился в пределах неуемной фантазии. Он рассчитывал мир, который находился в его воображении. Поняв его, доказал, и теперь, осознав, как он прекрасен, хотел рассмотреть его поближе. В его руках был футляр со скрипкой, и он, как странник, гость из далекой страны или планеты, путешествовал по родному-чужому городу, рассматривая его, словно ребенок, радуясь каждому случайному прохожему. Сейчас он привыкал к этим людям и городу, который не видел очень давно. А над головой было высокое небо, сияло яркое зимнее солнце, а там дальше... Он знал об этом, он чувствовал, видел! Оставалось только рассказать кому-то еще. Всем! И глаза откроются. А поэтому он шел и улыбался.

На Невском, припорошенном снегом, сновала совсем не праздная толпа, люди спешили по своим делам, и только Казанский Собор спокойно стоял в самом центре и никуда не торопился. И он тоже не торопился. Достал свой инструмент, встав на ступенях перед Собором, и задумался. Он очень хотел взять смычок и начать играть, он был готов к этому, но что-то мешало. Он никогда не был публичным человеком и не выступал на улицах, на площадях, лишь перед аудиторией. А теперь... Теперь замер, растерялся и смотрел по сторонам. Разве он сможет? Но, он должен! Он хотел этого! Он всю свою жизнь готовился, а теперь стоит и переминается с одной замерзшей ноги на другую, и скрипка безвольно повисла в руке. И тут Клейзмер подумал, что все эти люди и ступени, на которых он стоял, и эта небольшая площадь что-то ему напоминали. Что-то очень и очень знакомое. Когда-то он видел нечто подобное. Где видел? Когда?...

Какой-то молодой человек, с интересом посмотрев на него, остановился поодаль, ожидая. Клейзмер уставился на него, а парень на Клейзмера. Так какое-то время они разглядывали друг друга.

Ну, чего же ты ждешь? Играй! Говори! Ведь ты хотел, ты столько к этому готовился! – подумал он.

- Ну, что, – сказал парень, – сыграешь или как? Давай, не тормози!

Клейзмер стоял на невысоком возвышении-ступенях, смотрел на парня и еще каких-то зевак, которые до этого любовались Собором (наверное, туристы), а теперь с интересом уставились на него. И тут он прозрел! Он видел это когда-то, и раньше делал это много раз! Просто, ступени – это кафедра, люди внизу – его публика, а площадь – аудитория, которая собрала их для встречи с ним. Это же лекция, которых в своей жизни он прочитал сотни, тысячи. И делал это и в своем городе и даже в других странах. Только математика теперь – его скрипка, а музыка – высшая математика, и теперь он будет преподавать ее с этих ступеней!

Он заиграл! Он выхватил смычок, как указку.… Нет! Как оружие… Снова нет!!! Как волшебную палочку и трепетно прикоснулся к инструменту, а люди вздохнули в недоумении и восторге.