Миллион и один день каникул. Гум-Гам

— Автук управляет всем на свете, — продолжал Гум-гам. — Если Автука о чем-либо спросить, игра обрывается…

Максим вспомнил, как отвалились у него прозрачные крылья, когда он рассказал про Гум-гама, как посыпались с ребят лепестки, трава, листья…

Максим хотел узнать, что это такое — Автук, но не решился.

— Я приду к тебе в гости, — сказал Максим другу. — И не буду приставать с глупыми вопросами.

— Ты все сам увидишь, — отвечал Гум-гам. — Моя планета называется Голубая планета… Моя страна, — Гум-гам вздохнул, — моя страна называется СТРАНА БЕЗ ПОЧЕМУ. — И он произнес устало: — Спокойной ночи. Не скучай, Максим!…

Синяя луна нырнула за облака и вынырнула обыкновенной, лимонно-желтой.

Шел по пустынной улице одинокий мальчишка, держа в руке сверкающий камень.

ИГРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ Я ВСЕ УМЕЮ

Крепко спали ребята. Сколько их ни будили мамы и бабушки, они не хотели просыпаться — отбрыкивались, мычали, прятали головы под подушки. А когда наконец проснулись, то прежде всего вспомнили о лунаде. Круглые плитки со словами на обертке «Я ВСЕ УМЕЮ» были в кармане! Лунад не исчез, хотя вчера на поляне был уже съеден!

Во многих квартирах завтрак начался с лунада.

Петя Зайчиков, обычно спокойный и послушный, объявил бабушке, что не станет есть овсяную кашу.

— Ну, Петя, ты только попробуй, — уговаривала его бабушка. — От овсянки в рост пойдешь, сильным станешь. Илья Муромец ел кашу. И спортсмены едят. И даже лошади.

— Я не лошадь, — пискнул Зайчик.

— Известно, не лошадь, — согласилась бабушка. — Я тебе на молоке сварила. Пока ты капризничал, все остыло. Сейчас добавлю горяченькой.

Бабушка взяла с плиты кастрюлю, зачерпнула ложкой и ахнула: Пегина тарелка была пуста.

— Ты уже съел? — подозрительно спросила бабушка.

Зайчик поспешно закивал головой, даже облизнулся. Но бабушку не проведешь. Она погрозила пальцем, наполнила тарелку.

— Бесстыдник. И когда успел вылить обратно?

Зайчик послушно взял ложку, проглотил кусок лунада и прошептал:

— Р-раз!

Его тарелка опять была чистая.

Бабушка повернулась и, увидев пустую тарелку, повысила голос:

— Да ты что ж, играешь со мной в кошкимышки? Не выйдешь из-за стола, пока не съешь всю кастрюлю!

Зайчик побледнел и, заикаясь, сказал:

— Р-раз!

Бабушка не верила своим глазам: каша из кастрюли исчезла. Она даже потрогала пальцем: да, это была та самая кастрюля, в которой она сварила молочную овсянку.

— Спасибо, бабуля! — крикнул Зайчик, убегая. — Я выпил чай. Я сыт!… Ура!…

А двумя этажами ниже, в 101-й квартире, где жили братья-близнецы Мишка и Сергей Сомовы, в это время звучало пианино.

Учительница Вера Ивановна, приходившая к Сомовым два раза в неделю, раскрыла ноты и усадила за инструмент сначала Сергея, как менее прилежного ученика.

— Сыграй гаммы, а потом пьесу, — попросила она.

Сергей медленно играл гаммы. Он низко склонился над клавишами, словно на спине его лежал тяжелый груз. Пьесу он, конечно, не выучил.

— Вяло, очень вяло, — строго заметила Вера Ивановна. — Теперь проиграй урок.

Сергей вздохнул, положил руки на клавиши и обернулся. Вдруг заголубел, ожил телевизор, и во весь экран затрезвонил будильник: начиналась передача для детей.

— Выключи телевизор, — велела учительница Мише.

— Я его не включал, — сказал Миша и повернул выключатель.

— Ну конечно, я понимаю: твой телевизор включается автоматически, пошутила учительница, и Мишка опустил глаза. — Продолжаем, Сережа.

Но едва Сергей поднял правую руку, как прозвенел телефон. Миша взял трубку, крикнул «алло!» и услышал в ответ протяжный гудок.

— Никого нет. — Миша пожал плечами, сел на стул.

Третья попытка пианиста тоже окончилась неудачно. Неожиданно щелкнула клавиша радио. «Ни сна, ни отдыха измученной душе…» — загремел мощный бас.

Это было уже слишком! Вера Ивановна покраснела, и Миша тоже покраснел, хотя и не подходил к приемнику. А на Сергея напал приступ кашля, да такой сильный, что лицо у него стало малиновым.

Вера Ивановна проводила Сергея на кухню, дала ему воды. Вернувшись, она молча выдернула электрические шнуры из розеток.

— Надеюсь, что больше нам ничто не помешает, — сухо сказала она. Продолжаем урок. Пожалуйста, Миша.

Миша, в отличие от брата, знал пьесу: он считался прилежным учеником. Но сейчас он не мог играть спокойно. Он ударил по клавишам изо всех сил, но звука не услышал. Миша ударил еще раз — клавиши глухо хлопнули. Пианист испуганно взглянул на учительницу.

Вера Ивановна коснулась клавиш. Инструмент молчал.

— Я вижу, урок у нас сорвался, — произнесла Вера Ивановна, натягивая перчатки. — Попросите родителей вызвать мастера и проверить инструмент. И запомните: если такие фокусы еще раз повторятся, я с вами заниматься не буду.

— Какие фокусы? — промямлил бледный Мишка.

— Вы лучше знаете, какие!…

После ухода учительницы братья разбушевались.

— Это ты шептал «раз!», — кричал Мишка, наступая с кулаками на Сергея, — а она думала, что я» включаю радио. Нечестно!

— Но я не включал телевизор! — кричал в ответ Сергей. — Сознайся, это ты придумал!

Мишка опустил кулаки.

— Я тебя спасал! Ты же не выучил урок… Неужели она догадалась?