Миллион миль

Там мы имели более крупные силы. Время от времени Средиземноморский флот адмирала Каннингхэма имел в своем составе до 4 линейных кораблей. Объединив эти два соединения мы могли бы получить впечатляющий флот, но в действительности это было совершенно нереально. Они были вынуждены действовать, нарушая все принципы морской стратегии, по отдельности. Когда мы желали провести конвой через Суэцкий канал, то Соединение Н сопровождало его на первой половине маршрута, а потом конвой встречал Средиземноморский флот и сопровождал на второй. Соединение Н действовало в западном бассейне, Средиземноморский флот — в восточном, а итальянский флот располагался в проливе между ними. Теоретически итальянцы могли нанести удар в любом направлении. По всем законам им сначала полагалось атаковать более слабое соединение, уничтожить его, а потом быть готовым встретить более сильное, если оно попытается прийти на помощь. Активность более сильного соединения следовало нейтрализовать действиями эсминцев, подводных лодок и минными полями. Против него следовало бросить самолеты-торпедоносцы, пикировщики и горизонтальные бомбардировщики.

В теории…

На практике ничего подобного не произошло. Время от времени противник пытался сделать нечто подобное, но никогда не использовал эту стратегию в целом.

В предвоенные годы Муссолини много говорил об «огненном треугольнике»: Киренаика — Отрантский пролив — мыс Бон. Он утверждал, что в нем безоговорочно господствуют его корабли, а самолеты уничтожат любой корабль противника, который рискнет там появиться.

Но когда пришло время действовать, а не говорить, он не сумел провести собственные конвои через «огненный треугольник».

III

Но было еще одно обстоятельство, которое осложняло ситуацию на Средиземном море.

Именно здесь Муссолини продемонстрировал свою шакалью натуру, вцепившись в бок умирающей Франции. Следует напомнить, что французский флот на Средиземном море был сильнее английского.

В начале войны мы возлагали на французский флот большие надежды. В период Первой Мировой войны он себя никак не показал. Командование французского флота в то время находилось в плену совершено ложных идей и состояло из слабых людей. Материальная часть флота была скверной, дисциплина слабой, а эффективность — более чем скромной. Он в определенной степени помог нам при организации конвоев, а в некоторых операциях, например в Галлиполи, действовал отважно, хотя и неумело. Но если говорить об общем вкладе французов в поражение немцев на море — он был незначительным.

Однако в 1939 году мы имели все основания ожидать от французов гораздо более действенной помощи. В последние годы французский флот пополнился большим количеством современных кораблей, характеристики которых выглядели просто великолепно. Он получил новые корабли и новых энергичных командиров. Его эффективность возросла в десятки раз. Утверждали, что моральный дух флота прекрасный. Внешне все выглядело просто потрясающе.

В первые 9 месяцев войны французский флот действовал очень хорошо. Его тяжелые корабли стояли без дела, но легкие силы внесли значительный вклад в сопровождение конвоев. Подводные лодки полностью оправдали свою репутацию. Он сделал то, что положено.

А затем Франция пала. Но даже в эти тяжелые времена мы продолжали верить в ее флот. Мы воевали вместе с ними, мы разговаривали и выпивали с французами. Мы верили, что они будут продолжать борьбу, несмотря на поражение Франции.

Франция вынесла свою долю испытаний под Дюнкерком. Она потеряла там несколько эсминцев, но даже утром последнего дня эвакуации французские корабли находились возле Па-де-Кале. Я видел, как в 9 утра мимо нас пронесся французский дивизион, направлявшийся к фарватерам Дюнкерка.

Французский торговый флот также славно поработал. Я навсегда запомню бретонские рыбацкие суда — «Сьель де Франс», «Аве Мария Грата Плена», «Жан Антуан» и другие. Они прошли вместе с нами сквозь пламя.

А потом все это рухнуло.

Франция отвергла благородное предложение об общем гражданстве. Власть взял дряхлый и подозрительный Петэн, и великое имя Франции было вмято в грязь гусеницами немецких танков. Адмирал Дарлан продал честь и достоинство и предал морское братство. Французский флот, который практически не пострадал и не понес особых потерь — если не считать эсминцев, — был отправлен в базы африканского побережья и даже за океан на Мартинику.

Французский флот перестал быть нашим союзником как раз в тот момент, когда его помощь была особенно нужна.

Он не был разбит, а просто перестал сражаться. Он не испытал шока битвы, потому что не участвовал в битвах. Это произошло потому, что французское Верховное Командование предпочло использовать свой флот как разменную монету для спасения интересов французских рантье. Флот стал страховым полисом кошельков среднего класса и власти «Двух сотен семейств».

Никогда еще не было столь позорного унижения и столь трусливого бегства. Ни у кого из французских командиров не хватило духа отказаться выполнять позорные приказы и продолжить сражаться.