Миллион миллионов, или За колёсиком

В голове у Мхова звенит, или это звонит его мобильный телефон?

Голос жены вползает в ухо кривыми модуляциями новой напасти.

– Мхов, тут это… Короче, Алексей выпил кучу снотворных таблеток. Зачем? Хм… Нет, его Даша нашла. Да, без сознания. Врач? «Скорая» уже в доме. Промывают желудок, уколы там… Да. Кажется, обошлось.

«А если бы не обошлось, – спокойно думает Мхов, – это разом разрешило бы проблему». С тайной надеждой он прислушивается к себе, ждёт хотя бы подобия внутреннего бунта против такой вопиющей чёрствости, но не обнаруживает внутри себя ничего, что было бы способно воззвать даже к элементарной неловкости. Съёжившись на заднем сидении, он бессмысленно всматривается в бритый затылок водителя, который везёт Мхова туда, где его сын только что хотел умереть, да не дали.

Когда мховский «шестисотый» уже приближается к воротам дома, оттуда отъезжает «скорая». Мхов не просит водителя притормозить, не выходит из машины, не останавливает светлый фургон с надписью задом наперёд ECNALUBMA, не интересуется у врачей, что с сыном. И это снова не кажется ему противоестественным.

Мария встречает его у дверей комнаты сына и нервной скороговоркой сообщает, что доктор сделал всё что нужно, опасность миновала, Алексей в полусне, и она пока посидит с ним. Мхов кивает и перед тем как подняться наверх, заглядывает к дочери. Даша, возбуждённая ночным переполохом, не спит. Сидя поверх одеяла, обняв колени, обтянутые длинной фланелевой рубашкой, она громким шёпотом рассказывает сама себе, а теперь и вошедшему Мхову:

– …и девочка открыла глаза и увидела синие пятнышки. И девочка испугалась и закричала, мама! мама! я вижу синие пятнышки! И мама ей говорит страшным голосом, я же предупреждала тебя, не открывай, дочка, глаза, когда пойдёшь со мной к бабушке! А сама вся в синем бархате и в ладоши – хлоп! И синие пятнышки стали кружить вокруг девочки. И так свистеть, фююююююю! фююююююю! И девочка ещё больше испугалась и ещё громче закричала, мама! мама! я боюсь! А мама как засмеётся и отвечает, поздно, доченька, надо было маму слушаться! И девочка подумала, что синие пятнышки сейчас сделают из неё синьку, и заплакала. Но тут бабушка вдруг как поднялась в своём гробу! и как закричит на маму, а ну пошла отсюда, дрянная девчонка, надоела ты мне за всю жизнь своими синими пятнышками! И мама испугалась и улетела по воздуху, и синие пятнышки тоже пропали куда-то. А бабушка взяла девочку к себе в гроб, положила рядом с собой на белые простыни, стала её гладить и целовать и приговаривать, ну вот, внученька, теперь ничего не бойся, теперь ты опять со мной, теперь я тебя никому в обиду не дам…

Даша умолкает, поджимает губы, испытывающе глядит на отца. Мхов приближается к кровати, садится рядом, крепко обнимает дочь, прижимает к себе. Спрашивает:

– Очень страшно тебе было?

– Очень, – дрогнувшим голосом отвечает она, – как он там лежал, на полу, и бутылочки эти, где раньше лекарство… и ногами так, вот так вот делал…

Мхов ещё сильнее обнимает Дашу, целует в горячую щёку.

– Хочешь, я с тобой тут останусь?

– Не, пап. Ты иди. Мне уже не страшно.

Когда Мхов берётся за ручку двери, она вдруг зовёт:

– Пап.

Он оборачивается.

– Пап, мне кажется, что всё это неправильно.

– Что именно, Даш?

– Всё, – повторяет она, – всё-всё неправильно.