Миллион миллионов, или За колёсиком

— А что паспорт? Вроде паспорт как паспорт.

— Да… Фотография эта…

— Что фотография? — Мхов старается не давить, словно боится ненароком спугнуть что-то очень зыбкое, ненадолго возникшее в голове у Клары.

— А чьё это фото? — осторожно спрашивает Клара, крутя в тонких пальцах дымящуюся сигару.

— Я знаю не больше, чем там написано, — честно признаётся Мхов. — Я думал, ты что-нибудь скажешь.

Клара рассеянно стряхивает серую колбаску пепла в пепельницу, напоминающую большую вогнутую каплю серебристого металла.

— Что сказать? — Она задумывается. — Испугалась я, вот что.

— Испугалась? Чего? — Мхов снова приближается к ней, усаживается на пол, легко проводит пальцами по тонкой щиколотке.

— Как сказать, чего? — Клара кривит губы. — Именно, что ничего.

Мхов вопросительно глядит на неё.

— Такого человека нет, — раздумчиво говорит Клара. — Вот тебе и всё ничего.

— Ну, правильно. Я ж сказал, что он умер, — дуркует Мхов.

Клара мгновенно разгадывает его нехитрый манёвр.

— Не прикидывайся дурачком, — строго говорит она, — тебе это не идёт.

— Хорошо. Извини, — соглашается Мхов. — Последний дурацкий вопрос. Может, это фото какого-то другого человека? Не владельца паспорта, а просто кого-то похожего на него?

Клара уверенным движением раздавливает в пепельнице окурок сигары, брезгливо нюхает кончики пальцев.

— Послушай, Кирилл. — Она немного форсит. — Это фото не владельца. И не невладельца. И не чьё-то там ещё. У этой фотографии вообще нет этого… прототипа, вот!

Мхов нервно смеётся:

— Живого прототипа, ты хочешь сказать?

— А какого ж ещё?

— Ну, если, например (он глядит на Кларину рюмку), сфотографировать «Любительницу абсента», то прототипом фотографии будет считаться изображение на картине. — Тут Мхова осеняет. — Может, в паспорте тоже репродукция какой-то изображения?

Клара с сожалением на него смотрит.

— Олегыч, очнись! Эту самую «любительницу» Ван Гог рисовал с живой женщины. Я только забыла, как зовут.

— Пикассо, — автоматически поправляет Мхов, думая на самом деле о другом.

— Как?

— «Любительница абсента» — это не Ван Гог, а Пикассо.

— Кирилл! Да что с тобой сегодня! — Клара укоризненно улыбается. — Даже абсент такой есть, он и называется — «Винсент Ван Гог»!

— Знаю. Маркетологи ошиблись, когда выбирали название.

— Вау! Ты серьёзно?! — Клара не на шутку удивлена.

— Вполне. А живопись, коли есть такая охота, изучай не по бутылочным этикеткам, а по альбомам, на худой конец. На «Любительницу абсента» можешь вообще посмотреть своими глазами, всего-то дороги до Питера.

— Я лучше к зеркалу подойду, — надувшись, ворчит Клара.

— Так ты что, — Мхов возвращается к прерванному разговору, — хочешь сказать, что изначальный, живой прототип может… ну… ощущаться спустя, так сказать, несколько последовательных изображений?

— Ага. И не только живой. А даже вымышленный образ, придуманный в чьей-то голове. Потому что любой вымысел состоит из кусочков реальности. Конечно, чтобы увидеть что-то за такими далёкими и сложными образами, нужна большая, очень большая сила. У меня такой нет, я-то точно в этих случаях ничего не увижу. Но какое-то такое тепло или что-то там ещё от реального или вымышленного прототипа чувствуется всегда. А сегодня… Сегодня впервые — пустота. А так не бывает.

— Ну хоть что-нибудь скажи, — просит Мхов, — ну напрягись, мне очень надо. Хоть какие-нибудь ощущения, догадки. Что всё это может означать?

— Ты что, не понимаешь? — устало спрашивает Клара. — Никаких ощущений. Никаких догадок. Ничего. Сплошной мрак, холод. То-то и страшно. А означать это может только то, что за этой фотографией как бы никого, ничего и нигде нет. Но об этом я тебе, по-моему уже говорила, вот.

— Клара, послушай, — Мхов берёт её ладони в свои, заглядывает ей в глаза. Он уже почти ни на что не надеется и продолжает, лишь повинуясь устоявшейся привычке по возможности доводить начатый разговор до конца. — Этот человек приходил в моё казино. Играл. Ходил в уборную. Его видели, с ним общались. Я лично видел его. Своими глазами.

— Кирилл! — взволнованно говорит Клара. — Ну что ты от меня хочешь? Я бы рада тебе помочь. Но я ничего, ничего не могу сказать! Я ж не колдунья, в конце концов, чтобы видеть то, чего нет!

— А кто-то может видеть то, чего нет? — Мхов изо всех сил вцепляется в её последнюю фразу.

— Ну, мой дед, кажется, мог.

— Он умер, я знаю, — торопится Мхов. — А что именно он мог?

— Вау, — Клара в раздумье морщит лоб, — он как-то говорил, что не всё, что здесь происходит, имеет здешнюю причину. Говорил, что на многое влияет что-то, что находится в иных, невидимых мирах. Нет, он называл их по другому… не невидимые, а… непроницаемые, вот.

— Надо же. И?

— И мог видеть и объяснять, наверное, какие-то здешние вещи как порождение нездешних.

— Серьёзно? Например?