Миллион миров

Предчувствие Аны сбылось. Она нахмурилась, увидев ру’уна — воспоминания о предыдущей встрече с представителем этой надменной и могущественной расы были ещё свежи. Принцессе крайне редко приходилось лишать кого-то жизни… хотя добитый примар не был у девушки первым. Дочь не знавшего жалости отца, дитя властной культуры со множеством традиций и ритуалов — она уже убивала и обрекала на смерть, но предпочитала лишний раз об этом не вспоминать. Поэтому при виде ру’уна её лицо сковала напряжённая маска.

Атомарг бросил на девушку беглый взгляд.

— Отойдите, — приказал он и двинулся вперёд.

Ана была достаточно ловкой, чтобы уклониться от тяжеловесного агрегата, а доктор Жель слишком хорошо знала старшего хирурга — она заблаговременно растеклась в стороны и стеклась обратно у него за спиной. Ана заметила, что Трайбер уставился на прибывшего: злобные жёлтые глаза сверлили врача, ей показалось, что поза ящерна выглядит более хищно, чем минуту назад. Он словно приготовился к бою — но разве для этого были основания? Может, чутьём опытного воина Трайбер оценил угрозу, которую представляет собой любой ру’ун?

— Доктор Амму, вот все данные, — мелкарианка встряхнулась с явным облегчением. Наконец-то странный пациент перейдёт из её ответственности в руки серьёзного врача.

— Формирования сложной структуры, большого объёма, — бросил атомарг, в зрачковых мониторах которого мелькали сканы пяти фарюков, вспухших на теле Фокса. — Одновременной атомизации не подлежат. Работаем с каждым отдельно, это в пять раз увеличивает время операции и нагрузку на умирающего. Но раз он такой здоровый, как вы установили… шансы есть. Вводите нано-рой.

Руки Аны сжались в кулаки так, что ногти впились в кожу.

— Нано-рой доставлен, — сообщил ИИ.

— Приступаю к операции. Предупреждаю, — ру’ун даже не глянул на Ану и Трайбера, говоря словно с пустым местом, — любое вмешательство может привести к его смерти.

Световая черта на полу выросла в силовую завесу, отделяя врача с заражённым от остальных. Но по закону системы Щёргл поле осталось прозрачным, а сама операция крупным планом транслировалась в визио, повисшее вдоль стены. Ана ощутила лёгкую благодарность к эгоистичным и склочным крабам, любящим качать права.

Из тела ру’уна выросли четыре тонких и мягких конечности, Амму плавно развёл их в стороны и закрыл глаза. А затем открыл, они сияли ярче, чем раньше, и смотрели в одну точку: на уродливый Ботинкообразный нарост, выступающий из голени Одиссея.

Визио показало его в разрезе: серебристая звезда выросла уже почти в десять раз. Жирная тварь размером с кулак вольготно раскинула лучи, собрав вокруг себя питательный и защитный слой, напоминающий жировой. Удалить фарюк со звездой было проще простого, десятью способами. Но оставшись без хозяйки, каждая ниточка начнёт отращивать себе новую звезду — за счёт тканей и энергии больного. Несчастного просто сожрёт изнутри за минуты. Ужасная смерть. Избавиться от цепких нитей, проникших повсюду, было гораздо сложнее, но именно этим сейчас занимался ру’ун.

Ана с напряжением смотрела, как скан увеличивает масштаб, захватывая мышцу Фокса, пронизанную паутинчатой сетью проросшей Variola Maxima. ИИ услужливо подсветил тончайшие нити серебристым цветом. Ру’ун отыскал конец одной ниточки и сжал её силой — не в одном месте, а во всех сразу: каждую ворсинку и ресничку, каждую цепкую закорючку микроскопических размеров, отделяя от человеческого тела невидимым кинетическим хватом.

— Супрессор, — приказал он.

Гибкая игла воткнулась в Ботинкообразный фарюк, нашла проклятую звезду и впрыснула ей подавитель метаболических процессов. Чтобы гадина не успевала реагировать на то, что сейчас начнёт происходить.

— Три, два, один, выделяю область аннигиляции.

Разветвлённая нить на визиограмме вспыхнула красным цветом, как ветвящаяся молния. Секунда паузы, кратчайший импульс, который прошёлся по нервным окончаниям всех присутствующих, словно ледяной ветер по верхушкам раскалённых пальм — и нить исчезла. Будто её и не было.

— Эта первая из сорока шести, — тихонько булькнула доктор Жель.

Вторая, третья, пятая, седьмая паутинка. Красный свет, вкрадчивое давление нарастающей силы, которую чувствовал каждый; резкий пульс аннигиляции и спад, после которого оставалось слабое чувство опустошения. Снова, снова, снова.

— Отводите тепло от тканей, — буркнул атомарг. — Коллега, вы что, не видите, у него пошёл перегрев? Нужно дополнительное охлаждение.

Он обращался к Ворчуну на «вы», как и подобало обращаться к коллеге по операции. Сразу видно, старая школа.

— Вижу, но без вашей команды не имею права, — виновато пробормотал Ворчун, исполняя.

У Аны, несмотря на терморегулирующую прошивку, выступила испарина. Тело Одиссея едва заметно дрогнуло, но силовая перевязь адаптировалась и удержала его в полной неподвижности. Напряжение в комнате нарастало.

— Реактивность повысилась.