— Я тоже об этом думаю, — призналась Галина Андреевна и вернула тост на тарелочку, чтобы свободно развести руками. — Сейф вовсе не набит сокровищами. Полагаю, Федор рассматривал его как своего рода запасной кошелек, страховку на всякий пожарный случай. Он вообще любил подстраховаться и даже перестраховаться…
Она задумалась.
— Так что там в сейфе? — не выдержала томительной паузы я.
— Солидные, но не астрономические суммы наличными — отдельно в рублях и долларах, один килограммовый слиток золота, три — серебра. Все аккуратно упаковано в крафтовую бумагу, серую такую, знаете? В советское время в нее колбасу и сыр заворачивали, — усмехнулась Федоскина. — Наверное, поэтому у меня ассоциация с неприкосновенным запасом продовольствия: Федор будто припас кусочки на черный день.
— Хорошенькие кусочки, жирненькие, — оценила Ирка. — И уже заранее упакованные — только бери и уноси. Почему же их не забрали в первый раз, а? Я не понимаю. — Она откинулась на стуле, и он мучительно скрипнул. — Может, там таких кусочков в два раза больше было, потому и понадобилась вторая ходка к сейфу?
— Не может. Пойдемте. — Федоскина вдруг встала. — Проще показать, чем объяснять.
Мы проследовали в Восточную кладовку, Галина Андреевна открыла сейф и отступила в сторону, позволяя нам заглянуть в него. Я посмотрела и поняла, почему она отвергла Иркину версию. Сейф был маленький, и его внутреннее пространство почти полностью занимали аккуратные серые свертки.
— Видите? На нижней полке сверху есть немного места, но это потому, что там лежала коробка с Марфиным портретом, будь он неладен, — прокомментировала Федоскина. — И на верхней полке свободно пространство размером с большую книгу. Думаю, Федор его оставил на всякий случай, чтобы иметь возможность спрятать еще что-то, если понадобится.
— То есть в первый раз из сейфа ничего не взяли? — недоверчиво уточнила Ирка.
И заключила, как недавно бабка Родионовна:
— Надо же, какие бестолковые воры пошли!
— Федин Саша считает, что в первый раз им что-то помешало очистить сейф. — Федоскина замкнула железный ящик с генеральским НЗ, закрыла дверцу шкафа и повернулась к нам. — Предлагаю вернуться к столу, пока кофе не остыл.
После завтрака Галина Андреевна удалилась собираться на очередную процедуру. Мы с подругой вернулись к себе, и я сразу же напомнила:
— Ты говорила, что ниточка не оборвалась. Что ты имела в виду?
— Машину, конечно! Ты сама слышала: женщина со свертком, в котором был кот…
— Предположительно.
— …сказала мужчине, что они будут ждать его в машине. А ты хоть какие-то машины в этом дворе видела?
— Тогда? — Я наморщила лоб, припоминая.
— И тогда, и сейчас нет здесь никаких машин, кроме специальных, что доставляют стройматериалы и вывозят мусор. Из большинства зданий жильцов отселили, фактически люди остались только вот в этом, основном, с парадным фасадом по Гагаринской.
— А машины оставшихся где? — заинтересовалась я.
— По-разному. В любом случае — убраны отсюда на время затяжного ремонта, чтобы не мешать работам и проезду спецтехники.
— И не рисковать поймать на крышу дорогого авто упавший кирпич или мешок цемента, — кивнула я.
Знаем, проходили. У нас в краснодарском дворе летом делали ремонт фасада, так наша машина месяц у Ирки в пригороде жила.
— И что ты думаешь, случайно забурившееся сюда авто не бросилось бы людям в глаза, как бородавка на носу? — продолжила подруга.
— Полагаешь, мы найдем того, кто видел и запомнил ту машину? — угадала я. И тут же радостно вспомнила: — Может, и найдем! В тот день, когда мы с Палычем уходили от маленького домика, на улице как раз дворник трудился, опавшие листья сметал.
— А к дворнику у нас есть ключик! — еще больше обрадовалась Ирка. — Ты не забыла? Наша Шахноза — его жена! Мы попросим ее, она — его, и он нам все расскажет.
Мы дождались ухода Федоскиной, которую не хотели посвящать в ход расследования, чтобы раньше времени не обнадеживать, и пошли договариваться о содействии с домработницей.
Шахноза согласилась нам помочь и решила вопрос по телефону. С минуту поговорила с супругом на родном языке и снова перешла на русский, обрадовав нас сообщением: Наримон как раз закончил уборку мусорной площадки в соседнем дворе и готов пообщаться.
Наримон оказался крупным мужчиной с добродушным щекастым лицом. По-русски он говорил куда лучше, чем его супруга, и не затруднился с пониманием вопроса. Что еще лучше, человеком он оказался наблюдательным и памятливым. Или злопамятным — тут уж как посмотреть.
— Тот мужик к своей машине бежал — кучу листьев развалил, а я их сметал! — припомнил он обиженно. — Не извинился даже, плохой человек, некультурный совсем.
Мы, разумеется, спросили, как выглядел этот плохой некультурный человек, но тут Нариману особо нечем было нас порадовать — у того мужика на голове была кепка с длинным козырьком, затенявшим все лицо.
Я покивала:
— Точно, наш кадр!
И спросила:
— А женщина с ним была?
— С ребенком на руках? — подсказала Ирка.
Оказалось — была.