Миллион Первый

Медленно возвращались мы между могилами обратно. Туман чуть посерел, сейчас должны прийти за Джохаром. Но разве можно хоронить Президента без его народа, которому он на Коране поклялся в вечной верности? Да еще ночью, тайно, как преступника? Ведь мусульмане потому и торопятся с похоронами, чтобы успеть это сделать при свете дня… Бессильные слезы начали вскипать где-то глубоко внутри меня, сейчас они выплеснутся наружу. Я не хотела оставлять его одного в этом мрачном лесу. За Джохаром пришли, молча, с поникшими головами, встали вокруг… Им было так же тяжело, как и мне. Подняли. «Сейчас мое сердце разорвется», — успела подумать я, как вдруг ослепительный свет появился откуда-то сверху, из-за моей спины. Яркие лучи переливались на деревьях, падая розовыми и сиреневыми косыми потоками, в которых мерцала каждая мельчайшая частица воздуха. Сияли ветки, сверкала алмазами росы изумрудная трава, а над нашими головами гремел хор из тысячи птичьих голосов, кажется, со всего леса. Поблескивающим, звенящим облаком зависли птицы в вышине прямо над нами, а голоса их все набирали силу, то рассыпаясь на отдельные переливчатые восторженные трели, то соединяясь вновь в едином торжествующем гимне. «Они прилетели его проводить», — успела подумать я, потрясенная сияющей красотой, которая разлилась вокруг, и вдруг поняла: «Они его встречают!!!» Провожаем мы, он уходит из нашего жестокого мира людей в этот божественный мир света и любви.

Джохара понесли прямо в сияющие лучи, а я побежала посмотреть поближе на деревья, рассеченные их розовыми и сиреневыми сверкающими косыми потоками. Неужели и рядом я увижу те же прекрасные лучи или это только оптический обман и при приближении они рассеются? Удивительно, но и при ближайшем рассмотрении верхние розовые полосы лучей резко граничили с нижними, сиреневыми. Светилась каждая частица воздуха, коры, каждая пылинка жила сама по себе. «Жизнь — везде!» — сверкнула во мне догадка, и счастье переполнило все мое существо.

Время пролетело, как один миг. Вернулись ребята. «А ты видела, как они встречали нашего Президента? — у Висхана блестели мокрые от слез ресницы, но это были слезы радости. — Мы похоронили только его тело. А Джохар шагнул от нас прямо в небо».

Сама природа, ожившая и прекрасная, распахнула ему свои объятья, его встречал сам Всевышний. Чего стоят наши мелкие человеческие земные радости и горести по сравнению с тем, что мы только что увидели. В нас словно влились новые силы…

ЧАСТЬ V

Глава 41

По окончании тезет приехали Раиса и жена Магомета Жаниева. Мы обнялись молча, без слов понимая друг друга. После Магомета осталось четверо маленьких детей-сирот. Его бледная молодая жена смотрела прямо перед собой остановившимся, скорбным взглядом. Я начала утешать ее, рассказывая про вещий сон Джохара: «Они «там» сейчас все вместе, как их души были вместе за неделю до покушения, когда во сне смотрели на нашу землю с «крыши мира»». «А я вчера во сне видела Магомета после смерти, — призналась вдруг Раиса, которая до этого относилась к таким рассказам очень недоверчиво. — Он стоял внутри огромного светящегося здания, удивленно трогал стену и говорил: «Даже стены здесь из чистого золота…» И тут вдруг вмешалась в разговор младшая дочка Амхада: «А я вчера в полной темноте услышала голос, который громко сказал: «А у Джохара и лицо, и одежда из света». Я была потрясена, потому что вспомнила, как еще в марте, за месяц до всего, что с нами пррозошло, задавала Корану три вопроса. И на вопрос, «что с нами будет?» он ответил так: «Позавидуют Вам пресвятые мученики и пророки, лица ваши будут из света и одежда из света».

На следующий день я отвечала на вопросы журналистов. Помню, что, говоря о русско-чеченской войне, я вспомнила слова Джохара, которые услышала когда-то: «Даже маленький котенок, когда его загоняют в угол, начинает царапаться и кусаться, а вы хотите, чтобы мы умирали, не защищаясь». Я официально, как свидетель, констатировала факт гибели Президента, без единой слезы, вспомнив просьбу Амхада, старую Лейлу и сотни, тысячи таких же, как она, слабых и больных стариков и женщин в Чечне. Мои слезы убили бы их последнюю надежду. Пусть они думают, что он жив… И пусть боятся те, кто с жадностью ловят каждое слово о смерти Джохара. Потому что он жив, пока живы мы, все те, кто любит его, те, которых он научил, не боясь смерти, бесстрашно любить свою свободу. Потому что смерти нет и быть не может, пока существует любовь! С каменно-холодными лицами слушали меня иностранные журналисты… Какое им было дело до нашего горя? Плакала только сидящая внизу на полу, прямо возле меня, Хазман. Наша скромная, как птичка, незаметная чеченская девушка — журналист, храбро прошедшая сквозь огонь и пепел Самашек и Первомайска. Вот она меня понимала…

А потом я прочитала свое стихотворение, которое так и не успела прочитать, когда ездила вместе с Джохаром.