Миллион Первый

А однажды в ответ на одно из резких заявлений Москвы жители всех прибалтийских республик, от мала до велика, взялись за руки и встали одной цепью, отделившей их от России. Они пели, передавали по цепи какие-то слова.

Все было ново, радостно и удивительно хорошо. Жаль, что мы не принимали в этом участия, это был чужой праздник всеобщего единения и отделения. Название «Поющая революция» было у всех на устах. Оно вызывало удивленные улыбки и… тайный гнев у некоторых. Но глупо протестовать против такого упоительного, радостного, мирного отделения.

В октябре 1989 года Джохару дали очередное звание — генерал-майор. Это было очень радостным, долгожданным событием для всех нас. Я тут же попросила его надеть новенькую генеральскую форму и быстро написала его портрет.

Снова пришли соседи с розами в руках. Я рисовала их портреты и очень с ними дружила. Их судьбы были отражением горькой судьбы всей России.

Эстонец Ян Сикк просидел 8 лет в магаданских лагерях только зато, что во время Второй мировой войны за кружкой пива поделился своими сомнениями. Сказал, что «у немцев техника лучше». Вернулся на костылях. Но неослабевающая вера в хороших людей все еще светилась в его младенчески чистых голубых глазах. «Там» много было таких, как он. Позируя для картины, уходя в прошлое, он рассказывал о пережитом. Кроме него часто заходили Мария и Хильда, пожилые эстонки, их внимательное и бережное отношение друг к другу и взаимопомощь меня просто покоряли. Где же та пресловутая холодность и высокомерие, о которых я была так наслышана?

Джохару нравилось, когда я писала картины. Он очень тонко чувствовал живопись, еще в Сибири хотел устроить выставку моих картин в Доме офицеров. Нередко сам подсказывал темы, а иногда, когда я, чрезмерно увлекаясь, начинала их «записывать», вовремя меня останавливал. Каждый наш отпуск мы непременно посещали картинные галереи и музеи в Москве, нередко брали с собой и наших детей. Однажды, войдя в дом, он взволнованно сказал: «Если бы ты могла написать то, что я сейчас увидел на нашей улице. Две очень старые эстонские женщины шли, поддерживая одна другую, из магазина с пустой сумкой». Я узнала о них у наших соседей, это были две сестры. Они очень редко выходили из соседнего дома, одной было 90, другой 95 лет. Но как-то раз мне повезло и я их увидела, они действительно производили сильное впечатление. У каждого прохожего при одном взгляде на них, на их седые, развевающиеся под дождем волосы и тусклые лица сжималось сердце. Я написала их по памяти за одну ночь, утром хотела продолжить, но Джохар не дал: «И так очень хорошо». «Сестры» стали его любимой картиной.

Эйфория в надежде на новую российскую политику во взаимоотношениях с соседними республиками быстро угасла, сраженная насмерть саперными лопатками в Тбилиси, Сумгаите и последними событиями в Литве. Японское телевидение случайно оказалось в Вильнюсе 12 января, и вся Прибалтика с гневом и возмущением увидела, как уничтожается пресловутая российская демократия и гаснет надежда на свободу. Танки давили безоружных людей на центральной площади, перед литовским сеймом. Мужчины пытались голыми руками удержать, не пропустить российские танки дальше, ведь площадь была заполнена беззащитными людьми, но, лязгая окровавленными гусеницами, они шли, устилая январский снег раздавленными телами.

Проклятье, плач, крики — все слилось в общий стон. Подъезжали автобусы, из них выскакивали мужчины, искали на бегу камни и бросали в танки… Что толку? Камни отскакивали от брони, не причиняя ей никакого вреда. Какой-то литовец, прижимая белокурую головку пятилетней девочки к груди, трясущимися руками пытался закрыть ей лицо, глаза, чтобы она не видела того, что творят люди. «Фашисты, фашисты», — почти беззвучно шептали его губы.

И мы вместе с Марией, замерев в ужасе перед экраном телевизора и не веря своим глазам, на одном дыхании твердили то же.

Поздно вечером Джохар, придя домой, мерил квартиру большими шагами; он принимал какое-то решение. Какое? Об этом не знал никто… Литовская кровь беззащитных людей послужила для него хорошим уроком. Мечта о «Поющей революции» была раздавлена на январском снегу.

Я думаю, именно в те минуты он понял, что самое страшное в подобной ситуации — оказаться беспомощным. Перед зверем нужно представать с оружием в руках…

Во время зимнего отпуска огромное количество гостей посетило скромный дом Басхана, старшего брата Джохара. Первый чеченский генерал — это было большой радостью не только для родственников и знакомых, но и для всех чеченцев. Столы стояли накрытыми целый месяц, а незнакомые люди все шли и шли. Мы с Раисой сбились с ног, принимая гостей, особенно после статьи о первом чеченском генерале в газете «Голос Чечено-Ингушетии».

Имам Алимсултанов впервые пел нам свои героические песни под аккомпанемент гитары. Они разжигали кровь и будили память… Люди окружили дом, стояли под окнами, слушали пение и вытирали слезы. И какие удивительные слова…