Миллион с Канатной

Услышав, что сзади что-то происходит, идущий впереди бородатый обернулся. Быстро и точно ударив в лицо несчастной, он опрокинул ее на землю. Затем взмахнул штыком. Раздался хрип. Он долетел до остановившегося вагона. Таня сбилась со счета, сколько раз бородатый взмахнул штыком и опустил его вниз, прямо в женскую грудь. Затем троица быстро ушла. Женщина лежала на боку. Ее длинные волосы продолжал трепать ветер. Потом, взмахнув платком, потащил его по земле. Волосы женщины, как змеи, зашевелились над ее головой...

Начался дождь. Едкие, серые капли уныло размывали кровавые ошметки у насыпи.

— Давайте уйдем, — мужчина взял Таню под локоть, — не надо на это смотреть.

Но она, застыв, словно превратилась в соляной столб. Ужас, которому она стала свидетельницей, стал ее личной трагедией.

Вислоухий пес, доковыляв до вагона, остановился напротив открытой двери и посмотрел на людей жалкими, слезящимися глазами.

— Он хочет, чтобы его погладили, — Таня задрожала, отвлекаясь на пса. Похоже, шок начал отходить.

— Не вздумайте даже! — воскликнул мужчина. — Погладите его — заразитесь тифом. Это я вам как бывший врач говорю.

— Бывший врач? — Таня вскинула на него глаза.

— Служил в Добровольческой армии.

— Зачем вы говорите это мне? — Ей вдруг показалось, что еще немного, и с ней случится истерика, и никакой шок не прошел. Она взглянула на него. — Вы видели, что произошло? Что стало с этими людьми? А если кто-то об этом расскажет?

— Мне просто захотелось кому-то довериться, — пожал плечами мужчина. — У вас хорошее лицо. А смерть... Я не боюсь смерти.

— А я боюсь, — Таня продолжала дрожать. — Я очень боюсь смерти. И я не хочу умереть вот так. Мне страшно. Я больше не хочу слышать о смерти. Я хочу жить.

— Никто не останется в живых, пока это будет происходить, — перебил ее офицер, — понимаете —не будет жизни. Разве вы не согласны?

— Эти люди... Кто они? Красные, банды, кто?

— Да какая разница! — махнул он с досадой рукой. — Сейчас никто не разберет это. Разве вам не все равно, кто проткнет вас штыком?

— Почему, ну почему они убивают? — настаивала Таня, сжав руками голову.

— А почему убивают все? — пожал плечами попутчик. — Ради еды, ради денег. У них еды нет. Одежды тоже. Видели, что на них? А если к тому же идейные... Но здесь не место это обсуждать. Лучше пойдемте в вагон.

И, буквально силой развернув Таню, он заставил ее вернуться на свое место.

Вагон между тем стал заполняться людьми. Теперь их было так много, что они стояли в проходах.

— Сзади одесский поезд остановили, — шепнул, объясняя, бывший врач, — пассажиров высадили. Мы поедем, а те вагоны к фронтам подгонять будут.

— Каким фронтам? — Таня смутно разбиралась в событиях гражданской войны.

— Колчак! — с каким-то странным, непонятным умилением выдохнул офицер. Тане показалось это смешным: вот так, посреди ада, мечтать о том, что не случится никогда. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что слепая вера наивного офицера — это трогательно. Но еще больше — печально.

Размышляя об этом, Таня пробиралась к своему месту, всматриваясь в лица людей, заполнявших вагон. Уставшие, измученные, это были не только крестьяне. Много было и тех, в ком, как и в соседях Тани, сестре и ее брате-офицере, чувствовалось тонкое, тщетно скрываемое благородство.

Дюжий белобрысый детина в крестьянской косоворотке навыпуск налетел на Таню, со всей силы толкнув плечом. Она не смогла удержаться на ногах. Офицер даже не успел ее подхватить, и Таня полетела куда-то вбок, на какого-то мужика. Грубо ругнувшись, тот подхватил ее, поставил на ноги. Из-под неопрятной, вонючей папахи зыркнул злой черный глаз. При падении Таня наступила ему на ногу.

— Простите, мадамочка! Наше вам здрасьте! — тем не менее с широченной улыбкой отсалютовал Тане толкнувший ее белобрысый и стал пробираться к середине вагона.

— Смотри, куда прешь... баба... — фыркнул тот, что в папахе, выплюнув последнее слово как самое отвратительное в мире ругательство.

Не обращая внимания на неприятный инцидент, Таня все-таки протиснулалась к своему месту.

— Говорят, долго будем стоять, — обернулась к ней сестра офицера, уже оживленно беседовавшая с переодетыми в крестьянки дамочками. Маскарад их был столь наивен, что Таня сразу поняла, что бледные интеллигентные дамочки ни разу в своей городской жизни не были в селе. — В округе стреляют.

Щеки ее раскраснелись от оживления. Беседа доставляла ей явное удовольствие. Одна из «крестьянок», достав из замызганного тулупа обшитый кружевом платок, принялась обмахивать им лицо, держа тонкий батист двумя манерно изогнутыми пальчиками. Тане захотелось сначала засмеяться, потом заплакать.