Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач

Теперь качнула головой она.

— Может, подогреть коньяка с лимоном? — предложил он. Она задумалась.

— Можно попробовать. Мне так холодно… В камине бушевал огонь.

— Я выйду и принесу еще дров, — сказал Питер. — А потом согрею тебе коньяк.

Он вышел во двор, в густеющий мрак, открыл багажник машины и съел три бутерброда. Потом взял дрова и вернулся в комнату. Мэри стояла у кроватки.

— Так долго, — сказала она укоризненно. — Что ты там делал?

— У меня были сложности, — ответил он. — Наверное, снова из-за пирогов с мясом.

Она смягчилась.

— Мой бедный старичок Питер. Все мы в таком же положений. — Она наклонилась над кроваткой и коснулась лба ребенка. Дженнифер лежала неподвижно, слишком слабая, чтобы плакать. — Питер, мне кажется, она умирает…

Он привлек жену к себе.

— Я тоже умираю, — спокойно сказал он. — И ты тоже… Никто из нас долго не протянет. Я принес чайник, давай все же выпьем коньяка.

Он увел ее от кроватки к камину и подбросил в него дров. Мэри села на пол, он дал ей горячий коньяк с водой и лимоном. После нескольких глотков ей стало немного лучше. Себе он тоже приготовил коньяк; несколько минут они молчали.

— Питер, почему это произошло? Потому, что была война на востоке?

— В общем-то, да, — подтвердил он. — Но не только. Бомбардировки, которые привели весь мир к катастрофе, начали Америка, Англия и Россия.

— Но мы же не имели с этим ничего общего, правда? Мы здесь, в Австралии?

— Мы морально поддерживали Англию, — объяснил он. — На другую поддержку просто не хватило времени. Все кончилось в течение месяца.

— И никто не мог этого прекратить?

— Не знаю… Бывают такие истерики, которые не так-то просто прервать. То есть, если сто миллионов людей решают, что их честь требует бросать кобальтовые бомбы на своих соседей, мы с тобой вряд ли сможем что-либо с этим поделать. Надежда была бы только в том случае, если бы их начали учить уму-разуму. — Но как, Питер? Ведь это были уже не малые дети.

— Газеты, — сказал он. — Пресса могла кое-что сделать. Но мы не сделали. Никто ничего не делал, все были слишком глупы. Мы любили наши газеты с фотографиями девиц на пляже и заголовками о нарушении прав человека, и ни одно правительство не было настолько умным, чтобы изменить такое положение вещей. Наверняка, пресса могла бы что-то сделать, будь мы немного умнее. Мэри немногое поняла из этих объяснений.

— Хорошо, что хоть сейчас нет газет. Без них гораздо лучше, — сказала она.

Внезапно у нее начались судороги, и он помог ей дойти до ванной. Потом вернулся в комнату и встал у кроватки ребенка. Видно было, что девочка в тяжелом состоянии, но сделать он ничего не мог; вряд ли она доживет до утра. Мэри тоже плоха, но все же еще не в таком состоянии. Только он из них троих здоров и должен скрывать это.

Мысль о том, что он проживет дольше, чем Мэри, поразила его. Он бы не выдержал в этой квартире; идти ему некуда, делать нечего. Мелькнула мысль, что если бы «Скорпион» был еще в Вильямстауне, он мог бы поплыть с Дуайтом Тауэрсом и закончить жизнь в море, которому посвятил всю свою жизнь. Но зачем это? Не нужна ему была эта отсрочка, полученная из-за какого-то каприза природы. Он хотел быть с женой и дочерью.

Мэри окликнула его из ванной, и он пошел, чтобы помочь ей дойти до гостиной. Там он дал ей еще горячего коньяка с лимоном и набросил на плечи пуховое одеяло. Она сидела, держа стакан обеими руками и стараясь унять дрожь.

— Питер, что с Дженнифер? — спросила она наконец. Он встал, подошел к кроватке, потом вернулся к жене.

— Сейчас она успокоилась. Думаю, ей не хуже, чем было.

— А ты как себя чувствуешь?

— Отвратительно. — Он наклонился над ней и взял ее за руку. — Однако, думаю, тебе хуже, чем мне. — Он решил, что она должна это знать. — У меня это протекает дня на два медленнее, чем у тебя. Но не больше. Может, потому что у меня организм крепче.

Она медленно кивнула и спросила.

— И нет уже никакой надежды? Ни для нее, ни для тебя, ни для меня?

— Нет, — сказал он. — Этого никто не переживет, дорогая.

— Наверное, завтра у меня не будет сил, чтобы дойти до ванной. Питер, дорогой мой, лучше покончить с этим сегодня и взять Дженнифер с собой. Ты думаешь, это бесчеловечно?

Он поцеловал ее. — Я думаю, это разумно. Я тоже пойду с вами. Она неуверенно заметила.

— Ты не так болен, как мы. — Завтра и мне будет хуже, — сказал он. — Ни к чему затягивать это. Она прижала к себе его руку.

— Как мы это сделаем, Питер? Он задумался.

— Я налью горячей воды в грелки и положу их в постель. Потом ты наденешь чистую ночную рубашку и хорошенько укроешься, чтобы тебе было тепло, а я принесу тебе Дженнифер. Потом я закрою дверь и дам тебе горячий коньяк. Мы выпьем и примем таблетки.

— Не забудь выключить электричество, — напомнила она. — Мыши могут перегрызть какой-нибудь кабель, тогда будет пожар.

— Хорошо, выключу, — заверил он. Она взглянула на него со слезами на глазах.

— Ты сделаешь все с Дженнифер?

Питер погладил ее по волосам.

— Не беспокойся, сделаю.