— Это для тебя, Вилли, — решительно сказал он. — Мы поместили заряд в самом обычном пистолете, чтобы потом никто не заметил ничего необычного. После употребления сними ленту.
Карев кивнул.
— Понимаю, — сказал он, захлопнул футляр и спрятал в саквояж.
— Тогда, пока все. Значит, теперь ты на три дня уезжаешь в горы на свой второй… м-м-м… медовый месяц, а я устроил все так, что после возвращения начальник лаборатории биопоэзы обратится к тебе с просьбой лично проверить некие бюджетные операции на Перевале Рэндела.
Можно сказать, что все сделано, как надо, верно?
Баренбойм развалился в большом кресте так, что торчащий живот поднялся вверх под складками туники. Под маской двухсотлетней сдержанности его безволосое лицо своей гладкостью и непонятным выражением напоминало лицо фарфорового Будды.
— Полностью с вами согласен.
— Надеюсь на это, Вилли, ведь тебе здорово повезло.
Как приняла это известие твоя жена?
— Просто не могла поверить, — со смехом ответил Карев, стараясь, чтобы он прозвучал естественно. После попытки поделиться с Афиной этой новостью прошло уже четыре дня, и с тех пор они барахтались в паутине быстро твердеющей горечи, не в силах сблизиться или понять друг друга… Он, конечно, понимал, что ведет себя, как ребенок, но все-таки хотел наказать Афину за то, что она обнажила его душу, отплатить ей за преступление, заключающееся в том, что она знает его лучше, чем он сам. Перед неумолимой нелогичностью их супружеского соперничества он мог сделать это только одним способом: доказать, что она неправа, даже если она и права. Он решил не говорить Афине о препарате Е.80, зная, что потом сможет оправдать свое поведение необходимостью соблюдения тайны.
— Вот и хорошо. Теперь я оставляю все в твоих руках, Вилли. Ты вернешься в свою контору и какое-то время не будешь со мной контактировать. Один из нас, Мэнни или я, свяжемся с тобой после твоего возвращения.
Карев встал.
— Я еще не поблагодарил…
— Это лишнее, Вилли, совершенно лишнее. Желаем тебе хорошего отпуска, — сказал Баренбойм. Он не перестал улыбаться даже тогда, когда его заслонила дверь кабинета.
Карев вернулся в свою контору и закрыл дверь на ключ. Сев за стол, он вынул из саквояжа черный футляр, положил его перед собой и внимательно осмотрел запоры.
Их спроектировали так, чтобы крышка отскакивала под прямым углом к коробке, однако, загнув отверткой металлические заслонки, он сумел изменить их положение таким образом, что крышка открывалась под меньшим углом.
Довольный сделанным, он сорвал красную ленту с пистолета, содержащего Е.80, и положил его в переднее углубление футляра.
Голубые воды озера Оркней мягко поблескивали в лучах послеполуденного солнца. Спускаясь по лестнице с вертолета, Карев глубоко вздохнул и повел взглядом по видимым вдалеке снежным склонам, маленьким, как игрушки, соснам, и светлым пастельным контурам отеля «Оркней Регал». Как с гордостью было объявлено через динамики реактивной машины, из-за холодного атмосферного фронта, воздействующего на западные штаты, руководство курорта покрыло расходы, связанные с установлением над озером линзообразного поля Бюро управления погодой.
Глядя вверх, в пустую голубизну, Карев чувствовал себя так, словно оказался внутри античного стеклянного украшения с падающим снегом внутри.
— Как называются эти старинные стеклянные шары с миниатюрными хлопьями снега? — обратился он с вопросом к Афине, когда вместе с другими пассажирами входил в здание аэропорта.
— Не знаю, есть ли у них специальное название.
У Ольги Хикней их в коллекции больше десятка, и она называет их снегуличками, но, кажется, это название цветка.
Афина тоже с интересом разглядывала долину и говорила голосом совершенно спокойным, какого не было у нее со времени той вечерней ссоры. Она раскраснелась и одета была в новый вишневый плащ, похожий, как вдруг подумал Карев, на тот, который носила десять лет назад во время их свадебного путешествия. Было ли это знаком для него?
— Мне удалось получить ту же самую комнату, — не задумываясь сказал он, отказавшись от мысли сделать ей сюрприз позднее.
Афина слегка подняла брови.
— Ты помнил? — удивилась она. — Ах да, наверное, в отеле проверили номер комнаты.
— Вовсе нет. Я помнил сам.
— Правда?
— Так же, как помню все, что связано с теми двумя неделями.
Он схватил Афину за плечо и повернул лицом к себе.
Мимо торопливо прошли несколько пассажирок.
— Вилл, — шепнула она. — Мне так жаль… Все, что я сказала…
От ее слов он воспрял духом.
— Не будем возвращаться к этому. Впрочем, все, что ты сказала, правда.
— Я не имела права так говорить.
— Нет имела. Ведь мы же настоящие супруги, ты не забыла?