Миллион завтра

Убежденность Афины в том, что он уничтожил соединяющую их эротическую связь, казалось, сильнее возбуждало ее. Как бы желая сжечь без остатка пылающее в нем желание, она втянула его в длившуюся почти без перерыва три дня сексуальную оргию, не давая даже заснуть, если он не соединился с нею, когда они лежали, прижавшись друг к другу — ее ягодицы на его бедрах, как две ложки. Но свою мужскую силу он мог демонстрировать только три дня. Известны были случаи, когда в течение именно этого периода после приема биостатов организм продолжал производить андрогены, однако в ближайшие часы он должен был либо сделать вид, что потерял желание, либо рассказать Афине обо всем.

Хуже всего было то, что он все еще колебался. Иногда ему казалось ему, что все очень просто: Афина наверняка обрадовалась бы, узнав, что они стали первой в мире супружеской парой, которой дано одновременно и жить без конца и без конца любить друг друга. Однако через некоторое время он соглашался с реалиями замкнутого мира, каким было его супружество. В этом запутанном континууме невозможно было взять что-либо, не расплатившись, что было просто непростительно. Он сознательно убедил Афину, что верит в принципиально неэротический элемент их любви, обманул ее и бессовестно использовал, посягнув на предоставленные ему запасы чувств. Сейчас пришло время признания, и его охватил страх.

Стоя в свете раннего утра, уставший и подавленный, он решил спасаться единственно доступным ему способом. После возвращения на работу его ждал полет на Перевал Рэндела для медицинского осмотра, чтобы изучить эффективность Е.80, и имелась возможность того, что средство подвело. Он чувствовал себя вполне нормально, но — странно, что эта мысль была ему почти приятна, — может, он действительно закрепился, может действительно остыл.

С этой точки зрения логика подсказывала хранить молчание до тех пор, пока физиологи «Фармы» не дадут окончательное заключение.

Слегка дрожа от холода, а может, от облегчения, Карев снова лег в постель.

Утром, хотя это и было не обязательно, он настроил лезвия своей магнитной бритвы и сбрил пятимиллиметровую щетину. Садясь в летящий на юг вертолет, он чувствовал, что его подбородок и верхняя губа сияют своей обнаженностью. Начальница бортовых систем, или, как когда-то говорили, «пилотка», носила сшитый по мерке мундир, золотой оттенок которого великолепно гармонировал с ее загаром. Остановившись, чтобы приложить кредиск к теледетектору в переднем люке, Карев несмело улыбнулся ей.

Она ответила ему безразличной улыбкой и тут же перевела взгляд на стоящих за ним пассажиров.

Он сел, расстроенный, и сидел, касаясь пальцами лица и выглядывая в окно, пока после короткого разбега они не оторвались от земли. Машина поднималась вертикально более тысячи метров, пока не покинула невидимые глазу стены звукопоглощающей системы и помчалась на юг параллельно белым вершинам Скалистых Гор. Возвращая ему очень нужную сейчас веру в себя, далеко внизу мелькнули узлы дорог и линии подземного транспорта равномерно размещенных административных округов западных штатов.

Население мира не уменьшилось с конца двадцатого века, но и не увеличилось, ибо бессмертные мужчины были бесплодны, а кроме того, человечество имело два столетия, чтобы освоиться с новой ситуацией и найти оптимальное решение существующих проблем. Жизнь в обществе стеклянных статуэток стала и скучной, и безопасной, но перед давящей на каждого личной заботой о собственном бессмертии все в первую очередь заботились о безопасности.

Никто в здравом уме сознательно не соглашался рисковать.

Хотя Карев летел на Перевал Рэндела машиной, снабженной тремя независимыми системами, удерживающими ее в воздухе, все равно он цепенел от ужаса.

«Что бы я сделал, — задумался он, — произойди какая-нибудь, хотя бы малая, авария, и попадись мне на глаза труп?»

Лаборатория на Перевале Рэндела располагалась в восьмидесяти километрах к югу от Пуэбло, у стыка двух горных долин. Туда вела дорога, приспособленная, для обычных машин, но для болидов из-за их высоко расположенных центров тяжести не пригодная. Восемьдесят человек персонала жили в Пуэбло и его пригородах, летая на работу коптером «Фармы».