— Пришлось уступить просьбе Горбачева и занять этот пост… А я и ведь никогда в милиции не работал, потому все эти люди в погонах меня ненавидят! И денег в министерстве нет вообще — ни на экипировку, ни на новую технику… Ты можешь посоветовать, где их добыть?
— А в чем проблема! — отвечаю. — У вас же лагеря, лесоповал — отдайте древесину! Даже не надо бревна: только стружку и опилки! И я вам взамен поставлю завод по изготовлению бронежилетов облегченной конструкции. Или что вам нужно? Французский завод, выпускающий подслушивающие устройства и мини-телекамеры, подойдет?
— Вот это идея! — заволновался Бакатин. — Как только у тебя все закончится, обязательно приходи, я тебе весь лес отдам!
— А у меня закончится? Может, я бригадиром туда поеду?
— Не волнуйся! У тебя в Политбюро большая поддержка образовалась: Александр Яковлев, Чебриков, даже Лигачев на твоей стороне… Вот только Рыжков злобствует. А Михаил Сергеевич просто не знает, что с тобой делать…
— Пусть берет к себе в советники!
Бакатин рассмеялся.
— Ну хорошо, а чем я могу тебе помочь?
— Направьте мне проверку ОБХСС! Чтобы параллельно с Минфином меня проверили, — попросил я.
— Запросто!
Бакатин тут же вызвал генерала — начальника отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности.
— Это Тарасов — слышали историю про партвзносы? — говорит Бакатин. — Так вот: завтра начнете проверку его кооператива «Техника» — и чтобы было подробное заключение. На все вам отводится два дня. Ясно?
Генерал взял под козырек, и через два дня у нас был протокол проверки кооператива «Техника» от ОБХСС СССР. В нем говорилось, что никаких нарушений законности не обнаружено и воровства тоже. Этот протокол в дальнейшем сыграл свою положительную роль в спасении моей жизни….
А комиссия КРУ Минфина продолжала работать. Наконец после шести с половиной месяцев проверки появился акт примерно на тридцати страницах. Там было написано, что кооператив занимался неуставной деятельностью, нарушил правила внешней торговли, инвестировал деньги в сомнительные проекты… И хотя нас не уличили в прямом воровстве, но за обнаруженные нарушения «Техника» подлежала немедленному закрытию, а дело кооператива — передаче в Прокуратуру СССР.
Когда нам разморозили счет, выяснилось, что вместо семидесяти пяти миллионов рублей, которые были к началу проверки, на нас висит долг в двадцать пять миллионов. Все деньги были конфискованы судами на выплату кредиторам и за не поставленные компьютеры. И еще оставалась добрая сотня арбитражных исков…
Комиссия КРУ только что не написала в акте прямым текстом, что меня нужно брать и расстреливать. Протасов прекрасно понимал: после первого же проигранного арбитража, где будет установлено, что я не выполнил обязательств и израсходовал государственные деньги заказчиков, меня немедленно арестуют. И светит мне «вышка» за хищение госсобственности в особо крупных размерах… Это была простая и надежная схема моей ликвидации. Так, очевидно, Протасова и сориентировали в Министерстве финансов — возможно, даже лично министр Гостев…
К тому времени я уже остался фактически один: Писаренко ушел два месяца назад, последней из «Техники» уволилась бухгалтер… Мне ничего не оставалось делать, как обжаловать этот документ и подать арбитражный иск к Минфину СССР. Я потребовал компенсации за незаконно замороженные счета и нанесение убытков из-за остановки работы кооператива. В успех дела верилось, мягко говоря, с трудом, но я смотрел на этот иск в основном как на возможность потянуть время перед моим арестом…
Но случился невероятный прецедент. Впервые в советской истории какой-то «лавочник, колбасник, кооператор» осмелился подать в суд на Министерство финансов СССР!
Поскольку главный арбитр СССР от греха подальше сбежал в отпуск в Сочи или Ялту, рассмотрение дела было поручено его заместителю Валерию Гребенникову — человеку молодому: и очень активному. Он сразу пригласил на допрос и меня, и самого Протасова из КРУ Минфина.
Едва войдя в кабинет, Протасов, красный от негодования, начал возмущаться:
— Разве вам не даны четкие указания закончить к черту эту бодягу? На каком основании вы отрываете меня от работы? Я — главный ревизор КРУ Минфина СССР! А кто этот ваш Тарасов? Какой еще допрос вы мне собираетесь учинять?
И тут Гребенников совершенно спокойно говорит:
— Вы находитесь в кабинете заместителя главного арбитра Советского Союза, и вопросы здесь имеет право задавать только один человек — я сам! Еще раз повысите голос — я вызову охрану! Вам ясно? Садитесь!
Он продержал нас с усмиренным Протасовым два с половиной часа, досконально выясняя, что, как и на каком основании проверяла его комиссия. Требовал предъявить письменные доказательства и поручения, которых у Протасова просто не было. До меня дело так и не дошло: я сидел, совершенно обалдевший, и слушал этот допрос…