Миллионер

– Сами виноваты, не нужно было портфелем бросаться и пытаться бежать. Мы, конечно, извиняемся, но вообще-то можно было бы обвинить вас в противодействии следствию и сопротивлении работникам правоохранительных органов при исполнении ими служебных обязанностей. В общем, давайте замнем для ясности. Портфель – он не для того, чтобы швырять его куда попало!

– Я думал, что напали киллеры, – ворчал Дронов, но против того, чтобы забыть этот инцидент, не возражал.

«Какие киллеры, голубчик? Если бы они по вашу душу пришли, мы бы с вами здесь не беседовали. Нервы лечить надо», – в свою очередь, думал следователь, разглядывая фиолетовый синяк под правым глазом Дронова. Фингал смотрелся совсем не лишней деталью. Он естественным образом дополнял грустные размышления Дронова и как бы подтверждал неутешительные выводы. Получалось так, что мстить было некому и не за что. Во всем сам виноват – налоги не платил, с оперативниками подрался, таможенников подкупал.

И это было самое противное. Виноватым себя Дронов не считал. Он вел бизнес, как и другие предприниматели, – не лучше и не хуже. Может, и есть среди бизнесменов ангелочки с крылышками, но лично он порхающих в белых одеждах бизнесменов не встречал. Тем более что налоги они платили, вернее, не платили, с учетом действующего в тот период законодательства, то есть без явных нарушений. Ну, использовали всякие лазейки, но это общемировая практика. Иначе бы и офшоры не появились.

Оправданий в свою пользу Дронов мог бы привести немало, но они на следователя не действовали. Получался диалог глухого с немым.

Обидно.

И самое страшное – ощущение, что «твой дом – тюрьма». Не выйдешь отсюда никогда, если не помрет карбонарий, заточенный в соседней камере и хранящий под жидкой подушкой план морского грота с сокровищами. В этом смысле аналогия с «Графом Монте-Кристо» была просто зеркальная. Единственное отличие – не видно в тюрьме карбонариев и что за узник в соседней камере, было совершенно неведомо.

Очень неприятно чувствовать себя пешкой в большой игре, когда от тебя ничего не зависит. Дронов был готов сотрудничать со следствием, но при условии, что на него не повесят того, чего он не совершал.

И вообще лучше бы договориться.

– Я готов на сделку, – сказал Дронов на очередном допросе, проанализировав возникшую ситуацию. Времени для этого в камере было более чем достаточно.

– Американских сериалов насмотрелись? Какая сделка? Пишите чистосердечное признание, а суд будет решать.

– В чем признаваться?

– А вот мы размотаем все, что вы творили в «Интер-Полюсе» с сообщниками, и будете признаваться по каждому пункту обвинения.

– Лично я законов не нарушал, – возразил Дронов.

– А вот с таким мнением, как говорится в анекдоте, вам нужно иметь зубов как минимум в два раза больше, – пошутил следователь.

Дронов опять загрустил.

Оставалась только одна надежда. Судя по вопросам следователя, от него ждали, что он «заложит» Крюкова и будет жаловаться: «Он меня заставлял, а я не мог отказаться, смалодушничал». Пока прямого разговора не было, но Дронов чувствовал, что к этому идет. Только вот что дальше? Ну, сдаст он Крюкова, но это могут подать уже как действия организованной преступной группы. Тогда будет совсем кисло – потянет на приличный срок.

«Значит, все же сделка! Пусть следователь отрицает такую возможность, иронизирует, высмеивает. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Не будем торопиться – когда их прижмет и они захотят взять за уши Крюкова, сильно захотят, вот тогда мы и поторгуемся», – решил Дронов. В его тюремном существовании появился какой-то смысл, и это скрашивало однообразные будни.

Он был готов рассказать все – разумеется, на выгодных для себя условиях. Все, кроме одной деликатной детали своей деятельности.

Но о ней никто и не спрашивал.

* * *

Настроение в конференц-зале разительно отличалось от праздничной атмосферы, царившей здесь же, когда обсуждался контракт о консалтинге и будущее компании рисовалось в самых радужных цветах.

«Мрачновато», – подумал Максимов. На месте, которое обычно занимал «узник совести» Дронов, восседал его заместитель Литвин.

Председатель Наблюдательного совета Крюков был необычно сдержан и замкнут. Брезгливо поджатые губы. Вместо неформальных брючат и спортивного поло – строгий костюм и консервативный галстук в полоску.

Присутствующие знали, что заставить Крюкова водрузить на шею галстук могли только визиты в Кремль или судьбоносные заседания Наблюдательного совета.

В данном случае полосатый галстук был сигналом бедствия, которое терпела компания.

– Господина Дронова на нашем совещании не будет, он приболел, – сообщил Крюков.

Судя по быстрым взглядам, которыми обменялись топ-менеджеры, истинная причина внезапного нездоровья генерального директора ни для кого не была секретом.

– Сейчас предложит на его место у кого со здоровьем получше, – прошептал на ухо своему соседу Саблину директор финансового департамента Костров.