Миллионер

– Я очень дорожу нашим проектом, – спокойно и очень отчетливо сказал Промыслов. – Если все правильно рассчитать, то выйдем совершенно на другой уровень, по крайней мере в этой конкретной сфере бизнеса.

– Поэтому мы и договорились, – как тень отца Гамлета, отозвался из темноты Крюков.

– Правильно посчитать, – задумчиво повторил Промыслов.

«Что он имеет в виду? Посчитать можно по-разному. Это и стратегия развития, и условия объединения, да вообще все на свете. Пусть сам скажет».

– Николай Семенович, ты не обижайся, – решил не тянуть время и не испытывать терпение собеседника Промыслов, – но в новых условиях стоимость акций «Интер-Полюса» выглядит явно переоцененной. Я понимаю, что это не очень красиво с точки зрения корпоративной этики – мы вроде обо всем договорились, – но мне не до красоты. Ситуация сложная, нужно все очень внимательно взвесить и еще раз посчитать.

– Посчитать-посчитать! Что ты конкретно предлагаешь?

– Я готов объединить компании, но обмен акциями будет в другой пропорции. Стоимость акций «Интер-Полюса» считаю необходимым пересчитать с дисконтом на сорок процентов.

– Почти в полтора раза!

– Николай Семенович, пойми, если ты будешь медлить, то акции вообще ничего не будут стоить.

«Да, он действительно в курсе наших проблем, но мне от этого не легче», – подумал Крюков.

– Я не требую ответа немедленно, но еще раз прошу учесть, что промедление смерти подобно, – добавил Промыслов. – Пойдем ужинать.

– Спасибо, аппетита нет!

* * *

В школьные годы Петр Троянов жил в коммунальной квартире, выходившей окнами в темный внутренний двор. Дом располагался на пересечении Поварской улицы и Нового Арбата – напротив белокаменной церкви Преподобного Симеона Столпника. В его памяти остались рваные одеяла на продавленной кровати, больной отец на соседнем диване, зловонный коридор и вечно пьяные соседи. Отец Троянова был весьма любвеобилен, и Петр родился от его седьмой по счету жены. Мать вскоре умерла от рака, а папаша превратился в развалину. Петр всегда помнил его тяжело кашляющим семидесятилетним старцем, скорее подходящим на роль деда или прадеда. Впрочем, они жили дружно и никогда не ругались. В отличие от соседей-алкашей отец никогда не пил. Он просто болел и медленно умирал. Вместе с жильцами умирали и обветшалые коммуналки. Со временем все жилые помещения были выкуплены и превращены в офисы.

Однако этого времени Троянов не застал. После окончания школы он успешно сдал экзамены и поступил в Станкоинструментальный институт, но вскоре был отчислен за ссору с преподавателем. Петр не терпел грубости и унижения собственного достоинства. Он хотел тут же избить беспонтового препода, допустившего в его адрес издевательские, как ему показалось, замечания, но каким-то чудом сдержался. Вообще он легко пускал в ход свои могучие кулаки и бил всегда беспощадно, на поражение. Это не мешало ему оставаться добрым, отзывчивым и даже наивным в отношениях с близкими. Более того, он относился к той редкой категории людей, которые не задумываясь отдали бы последнюю рубашку и никогда не бросили бы друга в беде.

Несмотря на то что Петр заботой родителей в детстве был, мягко говоря, не избалован, он вырос высоким, красивым и на редкость сильным парнем. Черноволосый, с правильными чертами лица, излучающий внутреннюю силу и уверенность, Троянов пользовался успехом у девушек, но по натуре был мрачным однолюбом.

После исключения из вуза Петр охотно пошел в армию, отличился в антитеррористических операциях на Северном Кавказе и после завершения срочной службы остался служить контрактником. Поговаривали о том, что он стал подрывником в элитном спецназе.

Лишенный даже признаков страха, отчаянный и честный, живущий по понятиям, он пользовался в своем подразделении непререкаемым авторитетом. После демобилизации Петр вернулся в Москву и поселился в новостройке в спальном районе, где отец перед самой смертью успел получить однокомнатную квартиру взамен комнаты в арбатской коммуналке.

Троянов приобрел новый диван и кучу интересных книжек.

Две недели он беспробудно пил, а потом выбросил все пустые бутылки и прочий мусор, забил холодильник продуктами и обложился книгами.

Дни и ночи Петр проводил за чтением, время от времени покуривая привезенную из зоны боевых действий травку.

На улицу он практически не выходил.

Спустя примерно месяц Петр оделся в старую куртку, затрещавшую на его раздавшихся плечах, повесил под мышкой боевой нож, с которым не расставался, и отправился на поиски своего единственного оставшегося друга Сашки Максимова, с которым проучился десять лет в одном классе средней школы.

* * *

1994 год, Москва, декабрь Коньяк был мерзкий, наверняка поддельное пойло. Сашка и Петр пили его прямо из бутылки, прикладываясь по очереди к горлышку.

На втором этаже зала под гордым названием «бельэтаж» было душновато. Но куртки они не снимали – намерзлись, пока гуляли на улице.

Вообще совковый кинотеатр был полным говном, как и мерзкий на вкус коньяк.