"Хождение" по пещерке продолжалось недолго - неожиданно случился конвульсивный вулканический выборос, и я оказался завален искрящимися алмазами и золотым дождем. Мой первый вопрос, после того, как вернулся в серую реальность, был странен:
- А ты не девочка, что ли?
- Я мальчик, - засмеялась Лидия. - А в чем дело?
- Интересно, кто первый?
- Догадайся сам.
- Васька, что ли?
- Кто ж еще, - была спокойна, точно обсуждалось упражнение по геометрии о равнобедренных треугольниках.
Ощутив себя обойденным на крутом повороте, спросил с обидой, чем же он хорош, наш общий дружок? Он сильный, последовал безмятежный ответ. А я какой, удивился. А ты славный, Славчик-мальчик, поцеловала в щеку и поинтересовалась: хочу её ещё или поспим? Я пожал плечами и отправился снова искать между женскими напряженными ногами сказочные сокровища.
Мы сохранили добрые отношения, похожие на родственные, и я всячески старался помогать Лидии в её заботах по дому и уходу за Илюшей. Ей было тяжело, поскольку болезнь брата прогрессировала из года в год, и он окончательно превратился в вышеупомянутую малоприятную фигуру, для которой городская квартирка превратилась в тюремную камеру.
- Пусть Илья поживет на природе, - сказала Лидия, однажды найдя меня по телефону. - Поможешь с переездом?
И теперь маленькая семья Шепотинник живет на отшибе общественно-государственного обустройства, будто находясь на малообитаемом островке, где есть все, чтобы выживать в условиях капиталистического сегодня: огородик, подворье, куры, петух, поросенок Фру и собака Палкан. Сама Лидия крутится, как может: утром разносит почту, днем торгует в соседнем продмаге, вечером убирает в дирекции завода по производству жаток. При этом умудряется присматривать и за хозяйством, и за братом. Илья у меня, как дерево, смеялась, главное, иногда его поливать. По её рассказам переезд для младшенького дался очень тяжело. Ведь перемена обстановки для аутиста смерти подобна. Но постепенно братец притерпелся, и теперь целыми днями сидит на веранде и собирает пазлы. Как говорится, хочешь сделать аутиста счастливым - подари игру, где требуется усидчивость и феноменальная аккуратность.
Помня это, нашел в "Детском мире" сборно-разборный пазловый парусник из сотни пластмассовых деталек. Это сложная конструкция, предупредила продавщица, сколько вашему мальчику лет? Три годика, буркнул я. Рановато будет, заметила объемная тетенька в фирменном халате. Ничего, ответил, он у меня гений сборки. И, покидая отдел игрушек, посмеялся про себя: увидела бы любезная лабазница моего "мальчика", без всяких сомнений, испытала бы самое большое потрясение в своей жизни.
И вот я уже выхожу из прохладной подземки в летний денек, где шумно, пыльно и жарко. Такое впечатление, что народные массы первопрестольной спешно отбывают в её пригород - автобусами и микроавтобусами, такси и частными машинами, электричками и вертолетами, один из которых, стрекоча, вспахивает небесные поля.
- Куда, командир? - накручивает ключи на пальце водитель, похожий упитанными щеками на американского бобра в заводе реки Миссисипи.
Я отвечаю, и мы сходимся в цене. Плюхаюсь в экспортную "Ладу", нагретую сочным солнцем. "Бобер" включает радио - из динамиков рвется модная невротическая песенка, о девушке, которая уже созрела. Пыльная площадь остается в стороне - выезжаем на трассу.
- День рождения? - водитель кивает на праздничную коробку, где над морскими волнами мчит мускулистый парусник. - Сколько пацану?
Будто все сговорились, хныкаю я про себя, но отвечаю: три года.
- Ч-ч-человек, - цокает "бобер" и начинает сказ о своем четырнадцатилетнем чаде и раздолбае.
- Три года - это возраст, - говорит с завистью. - Взял на руки, отшлепал, и никаких проблем. А с моим паразитом, что делать? Возраст трудный, дурной, кислотный. В голове одни опилки и клей. На днях водки нажрался в лоскуты. Я ему за это в лоб, а он из дому! Не жизнь - полеты во сне!..
Слушая эти разглагольствования, я глядел на поля, дрожащие в дымке полдневной жарыни и думал о том, что мы все больны (мы - человечество). Мы больны неизлечимой болезнью. Она гнездится где-то в наших мозговых полушариях, разъедая их ржавчиной порока, сладострастия и вседозволенности. Миром правит похоть, ненависть и зависть. Никто не хочет терпеть и быть послушным Богу. Люди убивают себе подобных с таким азартом и такими ухищрениями, что только диву даешься нездоровым фантазиям человеческого ума.
А не являемся ли мы неудачным опытом нашего Великого Создателя, не предусмотревшего того, что ЕГО подобие может выйти из-под контроля? Или мы есть отбросы некой сверх-Цивилизации, наблюдающей за нашим болезнетворным распадом? Черт его знает!? Или это просто игра природы, изначально зараженной агрессивным геномом, недавно открытым учеными?