Милочка Мэгги

Генриетта была сестрой бабушки и маминой тетей. Милочке Мэгги было велено называть ее «тетя Генриетта». Она не была похожа на тетю. Тетя соседской девочки в Бруклине была молодой белокурой хохотушкой, от которой пахло карамельками. Тетя Генриетта была старой и морщинистой, и пахло от нее, как от засохшего цветка, который почему-то оставили в горшке с землей.

Милочка Мэгги слышала разговоры про кузена Робби, которого вечером ждали в гости. Робби был сыном Генриетты. Милочка Мэгги видела кузена подружки в Бруклине: это был блондин с блестящими волосами в норфолкском пиджаке[16], бриджах с подколенными пряжками, рубашке с широким отложным воротником из комиксов про Бастера Брауна[17], завязанном виндзорским узлом галстуке, высоких черных чулках в рубчик и ботинках на пуговицах.

Бабушка с тетей разочаровали Милочку Мэгги. Она не ожидала, что у кузена Робби будет воротник, как в комиксах про Бастера Брауна. Но разве ему обязательно надо было оказаться лысым и толстым, с огромным животом, который он в шутку называл брюхом?

Робби поцеловал Милочку Мэгги в щеку. Его поцелуй был все равно что лопнувший мыльный пузырь. Он протянул девочке квадратик промокательной бумаги.

— Всегда раздаю промокашки к своим поцелуям. — Робби подождал реакции окружающих. Никто не засмеялся.

— Ну что ж, — вздохнул он. — Если бы у меня был кролик, я бы показал тебе фокус.

Милочка Мэгги хихикнула. Он подарил ей четвертак и больше не обращал на нее внимания.

Три женщины и Робби провели вечер, разбираясь в генеалогии.

— Ну-ка, я попробую… — сказала Мэри. — Пит женился на Лизе…

— Нет, — возразил Робби. — Пит умер, когда ему было три года.

— Мне очень жаль.

— Ничего. Это было тридцать лет назад. На Лизе женился Адам. Ну-ка, посмотрим, тетя Молли, — обратился он к Миссис. — Вы вышли замуж за Мориарити? Его звали Майк?

Миссис кивнула.

— Как я понимаю, он умер.

— Да, — подтвердила та. — И уже давно, упокой Господи его душу.

— А что стало с Родди? С братом твоей жены? — спросила Мэри.

— С ним-то? — фыркнул Робби. — Он женился на девушке по имени Кэти Фогарти. Ее фамилию я хорошо запомнил, потому что у него была точно такая же. Он тоже был Фогарти. Понимаете, они не были родственниками. Просто фамилии совпадали. И когда они пришли за свидетельством о браке, клерк не хотел им его выдавать. Сказал, что это инцест или что-то вроде того.

— А что это? — спросила Миссис.

— Это когда может родиться уродец.

— И какой у них получился ребенок?

— У них не было детей.

— Так что же случилось с Родди? — не сдавалась Мэри.

— Он переехал в Бруклин, где у людей взгляды пошире, и, насколько мне известно, то ли жив, то ли уже умер.

Милочке Мэгги было скучно слушать сагу про Родди. Убаюканная руладами Робби, разомлев от тепла и чувствуя себя в безопасности в окружении матери, бабушки и тети, она погрузилась в полусон. Разговор жужжал у нее над ухом. И вдруг она услышала одно слово. Острое, как иголка. Это было чье-то имя. Оно все тыкало и тыкало в ее дремоту своим острием.

— Шейла!

— Никчемная она, — заявила тетя Генриетта. Голос у нее был зычный и резкий, и она шлепала словами, словно мухобойкой.

— Ей просто крупно не повезло в жизни, — возразил Робби.

— Она с самого детства была никчемной, даром, что моя внучка, — продолжала шлепать тетя Генриетта. — Вся в мать пошла. (Шлеп!) Эгги тоже была никчемная.

— Пусть покоится с миром, — поспешила сказать Мэри.

— Она была такой красоткой, такой красоткой, — заявил Робби. — Самая младшенькая, самая хорошенькая из всех моих дочерей.

Милочка Мэгги уже проснулась, но притворялась спящей, зная, что взрослые станут изъясняться непонятным ей языком, если поймут, что она подслушивает.

— Красота ее и сгубила, — продолжал Робби. — Ей едва двенадцать исполнилось, а парни уже слетались на нее, словно пчелы на мед. — Он сказал это тоном, каким обычно говорят на похоронах.

— А в пятнадцать она уже родила, — шлепнула тетя Генриетта.

— Она тогда была уже замужем, — с достоинством заметил Робби.

— Ага, семь месяцев замужем, — шлепнула в ответ тетя Генриетта. — Как бы не так! У недоношенных младенцев не бывает ногтей. А у Роуз ногти были на месте. Не рассказывай сказок!

— В Бруклине, — заметила Миссис, — очень много первенцев рождаются недоношенными. Дома трясет от трамваев, вот матери и страдают нервами.

— Чушь! — заявила тетя Генриетта.

— Помнится, — сказала Мэри, — однажды Эгги привозила Шейлу к нам в Бруклин. Ей тогда было лет шесть-семь. Ах, какая была милашка! Красавица! Хотелось бы снова с ней встретиться.

— А вот это ни к чему, Мэри, — возразил Робби. — Она теперь плохо выглядит и живет в бедности. Куда подевался ее муженек, никто не знает. Хотя иногда наведывается. Она живет в трущобах. И поверь мне, бостонские трущобы — это то еще место. Она зарабатывает стиркой, и только Господь ведает, сколько у нее детей.

— Я навещу ее, пока мы еще в Бостоне.

— Только сначала остановись где-нибудь в другом месте, — заявила тетя Генриетта.