Милое дитя

Я узнала его с первого взгляда. Мы виделись тогда, на празднике в саду, в нашу с мамой первую вылазку. Это он рассказывал мне про божьих коровок, что они приносят счастье. Сразу вспомнила его серые волосы, и его светло-голубые глаза, того же цвета, как одно из маминых платьев. Только на платье есть еще белые полоски. Но потом вдруг засомневалась, потому как люди, с которыми он стоял в коридоре, так громко переговаривались, что напугали сестру Рут. И она увела меня обратно в комнату отдыха. При этом мы так быстро шагали, что мне пришлось загнуть носки кверху, чтобы не слетели розовые шлепанцы.

Вообще-то сестра Рут обещала, что мы пойдем к маме, но теперь она прикрывает за собой дверь и говорит:

– Похоже, нам придется еще немного подождать, Ханна.

Я смотрю на пол и нахожу нитку. Фиолетового цвета; наверное, с кофты сестры Рут. Она до сих пор на мне.

– Не расстраивайся, – говорит сестра Рут и приподнимает мне подбородок. – Позже мы обязательно к ней сходим, обещаю. Но перед этим я хочу выяснить, что там у них стряслось. – Она опускает руку и ведет меня обратно к нашему столу. – У них, видно, с головой что-то не в порядке.

Кажется, она разговаривает не со мной, потому что невнятно бормочет и даже не смотрит на меня. В разговоре всегда нужно смотреть на собеседника.

– Поднимают такой шум и пугают окружающих… Как будто тебе сегодня мало досталось! Ну что это за люди такие? – Она несколько раз качает головой. – Ну, садись, Ханна. Сделаю тебе еще чаю, а потом пойду выяснить, что за спектакль они там устроили.

Киваю и сажусь за стол, а сестра Рут отходит к кухонному уголку. Слышу, как она открывает кран у меня за спиной, а затем гремит чайником.

– Кажется, я знаю, – произношу я.

– М-м-м? – Сестра Рут не слышит меня, потому что течет вода.

– Кажется, я знаю! – кричу я, но она уже перекрыла воду.

– О чем ты, Ханна?

Клик, закрывается крышка чайника, и щелк, включается кнопка на нем.

– Знаю, что это за люди, – говорю я.

У меня за спиной все замирает. Похоже, сестра Рут снова ничего не понимает.

– Я думаю, этот человек, который так кричал, – мой дедушка.

– Твой…

– Дедушка, отец кого-то из родителей, а в просторечии просто пожилой человек, точка.

Поворачиваюсь к сестре Рут, чтобы по ее лицу определить, все ли ей понятно. Конечно, ей ничего не понятно, и она снова таращится на меня. Я вздыхаю.

– Они же кричали Лена, – объясняю я бедной, глупенькой сестре Рут. – Так зовут мою маму, помните? А кроме того, я его узнала.

Я не жду, что сестра Рут попытается подумать самостоятельно, а сразу рассказываю про нашу с мамой первую вылазку. Как мы ехали по гладкой дороге, в сад, где лужайка пахла как наше моющее средство, и цвели гортензии размером с кочан капусты. На праздник, где угощали одной лишь нездоровой едой. И о моем дедушке, как он сидел со мной на траве и рассказывал про божьих коровок.

– Божьи коровки приносят много пользы, потому что поедают клещей и тлю, – повторила я его слова. – А еще считается, что они приносят счастье.

Сестра Рут между тем возвращается за наш стол. Мышиным шагом подкравшись от кухонного уголка, плюхается на стул. Вода в чайнике давно закипела и, конечно же, остынет, а чая мне так и не нальют.

– Так ты и в самом деле уже видела его? – первое, что спрашивает сестра Рут, когда я замолкаю.

Киваю.

– Мы с мамой часто совершали такие вылазки. На море и в Париж. Эйфелева башня была построена к столетней годовщине Французской революции и имеет триста двадцать четыре метра в высоту. – Я наклоняюсь через стол и добавляю шепотом: – Только об этом никому нельзя говорить.

– Не понимаю… – Сестра Рут снова лепечет.

– Ну, что мы совершали такие вылазки. Это секрет. Иначе нам достанется, мне и маме.

– От папы?

– Да. – Я снова киваю. – Мама ведь такая неумеха. Не может даже печку сама растопить. Папа сказал бы, что ей слишком опасно водить машину, тем более со мной, и так далеко. Да и Йонатан тоже наверняка рассердился бы.

Вообще-то я не хотела больше думать о Йонатане, потому что мне его так жалко из-за всей этой возни с ковром… Чтобы отвлечься, разглаживаю платье у себя на коленях. У этого платья карманы с обеих сторон. На правом кармане снизу разошелся шов, поэтому класть что-то можно только в левый.

– Почему твой брат рассердился бы? Вы не брали его в свои поездки?

– Ему все равно не понравилось бы.

Сестра Рут склоняет голову набок.

Поначалу я не хочу говорить, потому что мне немного стыдно. Но потом задумываюсь: ведь я не виновата, что мама любит меня больше и предпочитает брать в поездки одну.

– Дело не в этом… он бы рассердился, если б узнал, что мы давали ему снотворное, – объясняю я, но не смотрю при этом на сестру Рут и продолжаю разглядывать свое платье.

Мама непременно должна зашить правый карман, когда мы вернемся домой.

Лена