Милорд сэр Смихт, английский волшебник

— Не угодно, — быстро сказал человек. — Я ничего не знаю об этом. Я шёл из Обсерватории — треклятая идиотская идея — поместить обсерваторию в Уэльсе, где небеса закрыты триста ночей в году сырыми кельтскими туманами, а все пабы закрыты по воскресеньям — и, по пути заглянув в Королевское общество, я позволил себе стать объектом вашего эксперимента. В один миг я там, в следующий миг я тут… — Он указал на водолазный колокол. Затем его явно нечто поразило. — „Тридцать лет“, говорите? О боже! — Выражение величайшего ликования появилось на его лице: — Так Флора теперь, должно быть, умерла, старая костлявая сука, а если нет — тем хуже для неё, кто эта прекрасная леди?

Сама леди, убрав свою парасоль и открыв зрелую величественность, сказала по английски, с акцентом, но всё равно мелодично: — Это мадам Паприкош, но ты можешь называть меня Йожинка. Моя симпатия! Моя собственная истинная любовь! Сотворённая для меня гением англовского волшебника! Йой! — И она обвила его обеими руками — действие, которое ни в коем случае не было неприятно самому джентльмену.

— Если не возражаете, Пигафетти Джонс, — несколько натянуто произнёс волшебник, — я был бы благодарен вам за возвращение моего плаща. Затем мы сможем обсудить крайнее неудобство, которое ваше исчезновение из комнат Королевского общества вызывало у меня три десятка лет.

— Всему своё время, Пембертон Смит, — сказал бывший Королевский Астроном из Уэльса, поглаживая обширную спину фрау Паприкош — или, как она предпочитала называться, Йожинки. — Всему своё время… Послушай, Йожинка, ты не находишь, что этот корсет слишком стягивает? Сделаю. Фактически, уже сделал. Давай пойдём куда-нибудь, где мы сможем его снять, а позже я растолкую тебе божественное великолепие вечерних небес — разумеется, начав с Венеры.

На что дама, когда они вместе направились к двери, ответила просто (но выразительно): — Йой!..

Стоящий в дверях был очень высоким, очень худым, очень-очень величавым пожилым джентльменом в визитке, полосатых брюках и цилиндре — цилиндре, который он приподнял, хотя несколько чопорно, когда наполовину уже бывшая фрау Паприкош прошла мимо него. Затем он повернулся и, взирая на англовского волшебника с заметной мерой укоризны, промолвил: — Что ж, Джордж.

— О боже. Августус. Это действительно ты?

— Это действительно я, Джордж. Что ж, Джордж. Полагаю, ты получил моё письмо.

— Я не получал письма.

— Я посылал его тебе, через Кука в Пуне[15].

— Не был в Пуне много лет. О, Боже. Должно быть, вот почему мои чёртовы денежные переводы приходили с таким опозданием. Должно быть, я забыл сообщить о смене адреса.

Сэр Августус Смит слегка нахмурился и несколько недоумённо посмотрел на своего брата: — Ты не был в Пуне много лет? Тогда, что это за чушь про твоё переименование в Визирь Шри Смита и попытку поднять горные племена под кличем „Не вотны“? Вотны были отменены, вместе с налогом на цемент, через год после Восстания[16], ты, конечно же, должен это знать..

— Говорю тебе, меня не было в Индии одиннадцать лет. Ни разу со времён, когда округа были разделены так рискованно, со времён дела о трюке с верёвкой (говорю тебе, это делают одиллические силы). Что до всего остального, нет ни малейших соображений. Ну, называй меня Визирь Шри Смит, в самом деле, за кого ты меня считаешь?

Сэр Августус склонил голову и слегка поджал губы. Потом он возвёл глаза. — Хорошо, хорошо, — сказал он наконец. — Вероятно, это ещё одна путаница по вине Кларкса-младшего, не в первый раз, знаете ли, и не в последний, — он вздохнул. — Видишь ли, скажу тебе, Джордж. Нынче в Итон принимают всякого.

— Господи!

— Факт. Ладно. Гм. Мфф. — С рассеянным видом он осмотрел комнату. — А, это здесь, видишь ли, теперь, когда я собственными глазами увидел, что Пигафетти Джонс жив и предаётся всяческим поцелуям и объятьям, то, полагаю, раз уж он через столько лет так кипуч, не вижу причин, почему бы тебе не отправиться домой, знаешь ли, если захочешь.

— Августус! Ты серьёзно?

— Безусловно.

Младший Смит залез в комод и вытащил оттуда плотно набитый старинный саквояж. — Я полностью готов, Августус, — сказал он.

Из коридора долетел топот ног по ступеням, впустую взывающий слабый голос швейцара и в комнату ворвался Каммельман Свартблой, который сперва пал в ноги младшему Смиту, а затем расцеловал их. — Моя жена! — вскричал он. — У моей жены только что родились близнецы-мальчики! Белле обеспечено следующее поколение братьев Свартблой (Нюхательный Табак)! Спасибо, спасибо, спасибо! — И он развернулся и пустился прочь, пробормотав, что остался бы подольше, но для него важно быть на заводе через четверть часа, чтобы молоть „Рэппи“.

— В семье этого парня часто появляются близнецы? — спросил сэр Августус.