Милосердие

Когда экипажи с цветами на спицах и козырьках (среди них — карета и двуколка из поместья) вернулись в дом Кертесов, цыгане у шелковицы перед сараем уже завершали свой обед, а в нижнем шатре, где стояли возле накрытого стола лишь скамьи, уже собирались гости, которые или не были в церкви, или во время поздравлений и поцелуев побежали по Большой улице и по Нижним садам вперед, чтобы встретить свадебный поезд дома. «Не сердись, Агнешке, что я вас с Дёнци тут посадила, слева, — шепнула ей тетя Юлишка, рассаживая гостей. — Я хотела, чтобы ты рядом с господином депутатом была, ты его лучше развлечь сумеешь». По правую руку от невесты оказался епископ, за ним — Матильда и Шани; слева от жениха — жена священника, маленькое создание, напоминающее вспугнутую пичужку (Агнеш никогда еще вне церкви ее не видела), потом — депутат и они с Дёнци. Еще только вносили горячий суп с чигой[218]: поварихи, вступая в шатер подобно манекенщицам на демонстрации мод, несли супницы, собранные по родне; первой была супница с золоченой каемкой — подарок молодоженам от Дёнци; депутат, расспрашивая Агнеш о том, что она изучает, как переносит вскрытия и демонстрации, не успел добраться еще до больницы, как на галерее напротив их шатра, у крайнего столба появился нерешительно озирающийся молодой человек в спортивной кепке. «Так ваш друг — Иван Ветеши?» — обернулась Агнеш к дружке, забыв про депутата, начавшего было рассказывать, как ему вырезали аппендикс. «Догадались наконец?» — вздернулись от смеха черные усики, на которых теперь блестела капля супа. Но так как Агнеш не могла удержаться, чтобы еще раз не глянуть в ту сторону, то и глаза Денеша проделали тот же путь и поймали уходившую с галереи фигуру; оттолкнув стул, Денеш выскользнул из шатра сзади, в какую-то щель: между гостями и подавальщицами он никогда бы не добрался до выхода. «Куда это твой дружка помчался?» — наклонилась к ней через трех человек Бёжике, когда заметила возле дома бегущего Денеша. Ее тревога, вынужденная выдавать себя за счастливое возбуждение, хваталась за все, что могло хоть немного занять ее внимание. «Друг его приехал, он за ним побежал», — объяснила Агнеш, чуть-чуть покраснев, причину этого странного эпизода. Бёжике, однако, не удовлетворилась брошенным на двоюродную сестру многозначительным взглядом, а нагнулась к Агнеш еще ближе, едва не окуная фату в суп госпожи преподобной, и громко зашептала: «Ты его видела?» — «Видела». — «Ну и как, сильно удивилась?» Агнеш, чтобы положить конец этому перешептыванию, на которое все уже обратили внимание, пожала плечами: «Ну, удивилась…» — и отвернулась к дому, из-за угла которого Денеш как раз тащил рыцаря в спортивной кепке; тот наконец отцепил со своего невидимого отсюда мотоцикла чемодан с костюмом и отправился вместе с Денешем искать какой-нибудь угол — переодеться. Бёжике тем временем наклонилась вправо и через епископа объясняла Матильдке, кто этот вновь прибывший. Агнеш по обращаемым к ней взглядам могла следить, как весть перелетает от Матильдки к сидящей напротив тете Иде, оттуда, через мамашу Юлишки Петеш, за спиной хозяина, развлекающего преподобного отца, к самой Юлишке, оттуда дальше — на левую сторону, где сидела и Агнеш, в то время как Матильдка и тетя Ида, выворачивая шеи, продолжали свое дело, и уже со все более дальних пунктов к чокающейся с господином депутатом девушке обращались любопытные взгляды. Агнеш почти слышала эту устную почту: «Видела этого молодого человека?» — «Знакомый Агнеш Кертес». — «Ради нее приехал на свадьбу». — «Приятель ее дружки». — «Он тоже учится на врача». — «Тогда понятно, чего она такая нарядная». — «Ее все заводили, не говорили, кто приедет». Маленький пештский роман, подброшенный обществу распирающим Бёжике волнением, явно оживил гостей, которые, особенно в середине стола, где застолье носило более чинный характер, довольно сонно ковыряли блюда. «Теперь каждый может сделать вид, будто что-то обо мне знает, — думала Агнеш, краснея от досады. — Наверняка он рассказал Денешу, что мы целовались когда-то. А может, и намекал, что было еще кое-что, как это делают мужчины». «Ну и выдумщица женушка у меня», — услышала она голос жениха, объяснявшего ситуацию улыбающейся преподобной. Депутат же, заметив рассеянность Агнеш, прервал рассказ о своей перфорации (вернее, о том, как он был близок к ней) и тоже повернулся к смеющимся. Конечно, выдумка женушки заключалась в том, что она так здорово организовала эту встречу. «Он колесо проколол, потому не мог вовремя прибыть на венчание», — объяснял вернувшийся среди всеобщего внимания Денеш. «И куда вы его дели?» — спросила Агнеш, которая боялась, что Денеш сразу приволочет его сюда. «Переодевается у бабушки, — засмеялся Денеш. — Я ему рассказал, что вы там спали». — «Думаю, он растрогался?» — «Нет, только спросил, в какой кровати». — «Бабушка тоже там была?» Агнеш представила их: оторванную от молитвы старушку (из кухни ее отослали, за столом же она, со своим беззубым ртом, не хотела сидеть) и переодевающегося Ивана, который, может быть, в жизни еще не бывал в такой пропахшей стариковским запахом комнате; представила, как он раскладывает на кровати рубашку и, пока совершает акт переодевания, они рассуждают о ней. «Но теперь, когда вы такой сюрприз мне устроили, — подняла Агнеш бокал, — вы с себя обязанности свои не сложите?» — «Ни за что на свете, — поднял и Денеш свой бокал, ища ее взгляд, который объяснил бы ему этот полусердитый-полувызывающий тон. — Скажу больше: сейчас особенно велика опасность, что мне лучшего друга придется на дуэль вызывать», — добавил он с той готовностью, с какой уважающий себя молодой человек должен ответить на подобный взгляд.