Милосердие динозавра

— Неизученным можно назвать любой район второго Дайсона, — ответил Даваа, неподвижностью и бесстрастным лицом похожий на бронзового монгольского божка. — Как ни многочислен на первый взгляд исследовательский отряд в Сфере, он не в состоянии охватить всю поверхность Дайсонов и самой Сферы. Я даже не могу выделить наиболее интересные объекты системы, настолько они равноценны в познавательном смысле.

— Понятно. Вопрос второй: хорошо ли ты знаешь своего секретаря?

Даваа позволил себе улыбнуться: у него слегка растянулись губы, глаза превратились в щелочки.

— У меня их три.

— Насколько я знаю, двое из них — киб-интеллекты и лишь один — человек. Нас интересует Каспар Гриффит.

Директор центра перестал улыбаться, помолчал, испытывая какие-то колебания.

— Что-то странное происходит в мире. Три дня назад я имел беседу с членом Совета безопасности Косачевским, и он задал мне те же вопросы, а потом взял слово, что я никому об этом не сообщу.

— Почему же ты сообщил мне?

— Ты мой друг, к тому же… ты работаешь в безопасности…

— Понял, спасибо за доверие. Но неужели Герман Косачевский утаил от меня посещение Сферы? Странно… Кстати, я тоже член Совета безопасности. Хорошо, разберемся. Спасибо за информацию. Рад, что не ошибся.

— Ты или я?

— И я тоже. Не исчезай надолго за пределы прямой связи, ты можешь понадобиться в любой момент.

— Слушаю и повинуюсь.

Директор центра поклонился, собираясь покинуть зал спейсера, и, пропустив внутрь двух мужчин, исчез. Калашников с удивлением смотрел на вновь прибывших. Первым подошел Косачевский, вторым Ефремов, председатель СЭКОНа — Комиссии социального и этического контроля за опасными исследованиями.

— Не удивляйся, — буркнул Косачевский. — Пришлось явиться незваными. Сегодня после обеда мне позвонили со Сферы анонимно, чтобы я разобрался со здешними «безобразиями» и прекратил все работы. То же самое и ему. — Он кивнул на Ефремова.

— Здравствуйте. — Щекастый, низкорослый председатель комиссии был хмур и неприветлив. — Хотелось бы разобраться в обстановке.

Калашников с укором посмотрел на Косачевского.

— Я же сказал, что буду готов доложить вечером, в крайнем случае завтра утром.

Косачевский отвел взгляд.

— Я знаю, но СЭКОН — не моя епархия.

Калашников вдруг вспомнил:

— Захар, верни Даваа на минуту.

Захаров с помощью бортинженера отыскал Даваа в зале метро спейсера. Вскоре директор центра вернулся, ничем не выдав своего справедливого недоумения. Калашников указал на директора УАСС:

— Он?

— Что «он»? — не понял академик.

— Это член Совета безопасности и он же директор УАСС Герман Косачевский.

Даваа перевел взгляд на Косачевского.

— Вы Косачевский?

— Он самый. — Директор УАСС повернулся к Калашникову. — Что здесь происходит?

— Потом объясню. Вот что, дархан Нагааны, с тобой, похоже, разговаривали три дня назад не те люди. Во всяком случае, не Косачевский. Поэтому сейчас ты поможешь нашим специалистам составить фоторобот псевдо-Косачевского и расскажешь, при каких обстоятельствах и где вы встречались.

Захаров увел Даваа, растерянного, но не потерявшего невозмутимого бесстрастия каменного идола, и начальник отдела безопасности принялся вводить в курс дела Ефремова и Косачевского.

В девять часов вечера по времени центра оперативные группы отдела безопасности и погранслужбы заняли исходные позиции, позволявшие руководителям операции контролировать возможные действия Чужих и быстро принимать необходимые контрмеры.

Калашников вызвал на спейсер «Печенег», который избрал в качестве штаба, Калчеву и Морица, получил новую порцию информации для размышления и связался с погранотрядом.

Пинаев держался молодцом, но чувствовалось, что он чем-то недоволен или расстроен.

— Что случилось? — спросил Калашников, видя необычную нерешительность молодого командира погранслужбы.

— Мы потеряли из виду агента по освоению Пересвета.

— А разве он нуждался в опеке?

— Не в опеке — в проверке связи.

— Беда невелика, он делает свое дело. Кто непосредственно отвечал за его прикрытие?

— Валаштаян. — Пинаев помялся. — Может быть, я перестраховываюсь, но мне не нравится одно обстоятельство… Короче, сегодня утром Ираклий пожаловался, что он потерпел поражение от Салиха.

— Не понял.

— Утром и вечером ребята устраивают в спортзале — на Д-комплексе есть импровизированный спортзал — нечто вроде состязаний по тайбо. Разминка и тренинг одновременно.

— И Салих выиграл у Валаштаяна? Ну и что?

— Дело в том, что у Ираклия серебряный пояс по тайбо, а Салих раньше не проявлял особых способностей.

— Ясно. — Калашников задумался. — Где он сейчас?

— Салих? Не знаю. — Пинаев покраснел. — Это знает Валаштаян.

— Узнайте и доложите.

Пинаев молча свернул видеосвязь.

Калашников с трудом дождался прихода Захарова, проявлявшего, как и в молодые годы, завидную активность и выносливость.

— Все сходится. Один из них — Мухаммед бин Салих. Составили фоторобот псевдо-Косачевского?

Захаров вытер красное лицо, потом лысину, не торопясь отвечать.

— Это Суннимур Кхеммат, сомнений нет.

— Где он сейчас?

— На втором Дайсоне, на базе археонавтов. Ищет транспорт.