Милосердие смерти

На летном поле нас уже ждали два реанимобиля. Детей погрузили в одну машину, и она сразу же с воем сирены и миганием синих огней унеслась прочь. Во вторую машину мы уже спокойно загрузили носилки, наши тревожные чемоданы, покурили и двинулись на вокзал. Всем хотелось добраться домой сегодняшним вечером, вертолет же наш улетал в родной край только завтра. Перспектива торчать ночь в общежитии при областной больнице нас не радовала.

Мы успели на восьмичасовую электричку. Было странно наблюдать за нашей веселой компашкой. Высокий, под метр девяносто, худой, как жердь, с шапкой кудрявых волос, в куртке с торчащим из-под нее белым халатом – это был я. Марья, в больничном ватном халате, резиновых полусапожках и в пуховой шали, похожая на бочонок, и Анна, в мужской зимней шапке, в старой шинели без погон, с лицом вертухая. Плюс носилки, чемодан с красным крестом на крышке, простыни и одеяла, свернутые узлом. Короче, дурдом на железнодорожной прогулке. Доехали мы до родной больницы к двум часам ночи, все сдали, и нас наконец-то развезли на «Волге» главного врача по домам.

Ни на красоту пейзажей в иллюминаторе, ни на летчиков-вертолетчиков я тогда не обратил никакого внимания. Вот и романтика первого вертолетного полета, из которого я вынес только ужас и страх за жизнь детей, неудобность позы и ощущение затекших рук и ног.

Всю дорогу обратно внутри меня звучала русская народная, врачебно-хороводная песня:

И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!

БОМ, БОМ, БОМ…

II

Была мерзкая, противная погода. Мороз градусов под двадцать девять и пронизывающий ветер, бросающий в лицо снег, перемешанный с угольной пылью. От такого коктейля не спасают ни армейский полушубок, ни унты, ни шапка с опущенными ушами. Нудная, выматывающая зима, катастрофическое недосыпание и нервы, взвинченные до предела. И тут еще очередное задание – лететь по санавиации в проклятый маленький шахтерский городок, расположенный глубоко в тайге, спасать коллегу, заведующего травматологией. Парень он был неплохой, и не дурак, и не глухой, а только в последнее время изрядно увлекшийся алкоголем. Частая болезнь в наших забытых Богом местах не только шахтеров, но и интеллигенции. Проведя много лет в глуши с населением, составляющим лучшую часть передового пролетариата, надо было обладать недюжинным оптимизмом, чтобы не спиться или не сойти с ума. Правда, именно в этих местах я чаще всего встречал чудаковатых учителей, судей, врачей. Нет, они не пили горькую – наоборот, они были странно тихи и имели увлечения, которые проявлялись у них после лет таки десяти-пятнадцати, проведенных в окружении тайги, шахт и «зон» (отнюдь не сталкеровских, а лагерей для заключенных). Кто-то начинал изучать санскрит, кто-то вязать макраме, кто-то изобретать вечный двигатель, а кто-то просто искать контактов с Космосом. И делали они все это серьезно при одобрении и великом уважении окружающих. Но только немногие из нас понимали, что у людей тихо начинала «ехать крыша». И было это крайне неблагоприятным прогностическим признаком, ибо следующая фаза была неминуема: петля, выпрыгивание с пятого этажа, вскрытие вен, бросание под поезд, передозировка клофелина, несчастный случай при перезарядке охотничьей двустволки…

Проведя много лет в глуши с населением, составляющим лучшую часть передового пролетариата, надо было обладать недюжинным оптимизмом, чтобы не спиться или не сойти с ума.

Но наш герой был не из таких. Он нашел выход в снятии накопившейся многолетней депрессии алкоголем. И вот в один из запоев его хватил инсульт. На местном уровне разобраться в диагнозе и в тактике лечения никто не мог, а посему решили послать специалистов из областного нейрохирургического центра. Так что на спасение коллеги полетел я – заведующий нейрореанимацией и один из наших ведущих нейрохирургов Саша Микрюков. Он был большим энтузиастом – облетел и объездил весь наш громадный край, спасая ударенных и стрелянных в голову, с поломанными позвоночниками и прочих несчастных с поражениями центральной и периферической нервной системы. В нашей областной больнице над ним шутили: «крутит дырки Микрюков, прибавляет дураков».