Милош и долгая тень войны

Журналистам не удалось найти никаких доказательств какого-либо иного происхождения фотографии, кроме как из окрестностей Треблинки. Спустя восемь лет после бури в СМИ, вызванной фотографией, а не содержанием книги, в гданьском архиве Института национальной памяти был обнаружен другой снимок той же сцены с пояснительной подписью [109]. Фото обнаружил другой Павел Решка (Paweł P.) во время работы над книгой репортажей о поисках еврейского золота на территориях бывших лагерей Собибор и Белжец. В приложении он разместил репродукции обеих фотографий и реверс второй, недавно найденной фотографии, со следующей надписью: «Раскапыватели могил Треблинки, собравшиеся перед останками погибших в день облавы» [110]. Хотелось бы сказать: много шума из ничего, но авторам «Зо-лотой жатвы» уже не смыть с себя обвинений во лжи. Влияние книги было надолго нейтрализовано.

В споре о карусели главное — не ее существование, подтвержденное фотографиями. Главное — отношение к гетто. Это видно, например, в статье исследователя повседневной жизни военной Варшавы, историка Томаша Шароты. Он долго отрицал существование карусели и изменил свое мнение лишь после того, как получил письмо от Милоша. Но хотя письмо и убедило его, что у стен гетто существовала и работала карусель, Шарота решительно опровергает слова из стихотворения, что на карусели и вокруг «смеялись веселые толпы». Он считает их неправдивым и оскорбительным обобщением [111]. Юстина Ковальская-Ледер так подытоживает этот вопрос: «В результате дебаты, предметом которых должна была стать проблема равнодушия поляков по отношению к драме гетто, погрязнув в топографических и хронологических подробностях, сами превратились в демонстрацию равнодушия» [112].

Усомниться в детали, утонуть в подробностях — это лишь некоторые из приемов, которые используются для отрицания доказательств участия, пассивного (зеваки) или активного, нееврейских граждан Польши в уничтожении евреев. Учтивые участники подобных дебатов используют также «эвфемизирующие» приемы [113]. Биограф Милоша Анджей Франашек не комментирует спор на тему «действительно ли там то-гда стояла карусель», а предполагает, что карусель установили немцы, и тем самым как бы умаляет ее значение. «[…] кажется наиболее вероятным [подчеркнуто И. Г.-Г.], что веселящихся была лишь горстка, а рядом с ними вынужденно стояла пассивная, возможно, потрясенная толпа», — пишет он [114]. К сожалению, как утверждает Милош, хотя «вся ситуация казалась неправдоподобной» [подчеркнуто И. Г.-Г.] (SL, 66), карусель стояла у стены сражающегося гетто и люди на ней веселились. Сам Франашек добавляет, что были и те, кто «на сиденьях карусели несся среди хлопьев сажи или обгоревшей одежды, среди криков умирающих». А далее в качестве комментария использует статью Яна Блонского 1987 года. Из текста Блонского он выбирает длинный фрагмент, в котором утверждается, что поляки не участвовали в насилии в отношении евреев, что, по словам Блонского, «Бог эту руку удержал». И деликатно добавляет: «Холокост вовсе не привел к тому, что в польском обществе полностью забыли антисемитизм...» [115] Подборка подобных высказываний в книге, увидевшей свет в 2011 году, в свете общественной дискуссии тех лет кажется совершенно неожиданной. Ведь на тот момент в течение длительного времени действовало движение под названием Новая историческая школа исследований Холокоста, представители которого в своих исследованиях воспроизводили положение евреев во время Второй мировой войны, а также до ее начала и сразу после ее окончания. Трудно сказать, когда на самом деле сформировалась эта школа, быть может, в 2003 году, когда был основан Центр исследований Холокоста. Участниками этого движения являются работники центра, издающие ежегодник, и многие писатели, журналисты, научные сотрудники, преподаватели, пишущие историю геноцида польских евреев. Члены Новой школы (впрочем, неформальные) [116] берутся за так называемые сложные темы и нарушают предписания сдержанности, хорошего вкуса и неверно понятого патриотизма. Кроме того, они отказываются от постоянных поисков так называемого контекста и равновесия, а также парализующего, упомянутого вопроса «что сделал бы я?». Их тексты всегда подкреплены документами, до мельчайших подробностей, подкреплены документами, так как они убеждены, что истина кроется в источниках. Их многочисленные и разнонаправленные публикации не позволяют согласиться с выводом Блонского. Эту руку удержать не удалось.