Мой похититель внимательно осмотрел меня и вытащил из ножен короткий меч. Я зажмурилась, когда он подошел ко мне. Меня обдало холодом, а потом вдруг голове стало очень легко и пусто. Не веря, я поднесла руку к затылку и с ужасом нащупала там только короткие холодные волоски. Я взвыла от ужаса и отчаяния. Мои косы! Ноги подкосились, я упала на колени и сжалась в комок, содрогаясь в рыданиях. О, мои косы — девичья честь и богатство!
Меня легонько, довольно бережно приподняли, встряхнули, пошлепали по щекам. Я вздрогнула от боли в щеке и очнулась.
— Ты чего? — с некоторым испугом спросил охотник. — Не ревела же, вела себя достойно. А тут истерику устроила. Накрыло что ли?
— Ты не понимаешь, — простонала я. — Это же косы! Их на свадьбе должны были отрезать! Не под корень, до плеч. Под корень только блудницам режут!
— И что, тебя твой жених бы не взял без кос? — ухмыльнулся мужчина.
- Взял бы, наверное, — подумав, ответила я. — Но люди бы много говорили.
- Если лорд не может заткнуть злые языки, грош ему цена, — отрезал мой похититель. — Впрочем, и так ему позор — невесту не удержал в руках.
Я понурилась. Не думала я об этом. А какой позор был бы, коли бы меня Таман украл?
— Без кос тебе легче будет, — сказал охотник. — Да и просушить их нереально, простудишься же. Я не целитель, я не справлюсь. И потом, это всего лишь волосы. Отрастут.
— Такие уже не отрастут, — с горечью ответила я.
— Ну и не надо. Куда такие? Голову не вымыть, в лесу не погулять.
— Вообще-то муж мне должен волосы отрезать, — сердито сказала я. — Это его право.
В самом деле, это всего лишь волосы. Жива же.
— Это что, я теперь твой муж? — спросил с любопытством охотник. — То-то Юлианна порадуется.
- Даже не думай! Не муж, а скорее насильник. Против воли чужое взял.
— Ууу, насильником меня еще никто не называл, — смешливо протянул мужчина. — Ты первая. Всё, чужая невеста, пошли. Надо от воды уходить, пока твой батюшка за своим добром не примчался. Эх, по воде-то быстрее было бы. Как величать-то тебя, кнесинка? Полным именем, или можно просто Мила?
— Не кнесинка я, а кнесса, — въедливо поправила я. — Можешь величать кнессой Градской.
— Так свадьбы-то не было еще? — не понял охотник. — Или я чего в ваших обычаях недопонял?
— Свадьбы не было, а я все равно кнесса, — упрямо сказала я.
— Чудны дела твои, пресветлая, — вздохнул мужчина и, покопавшись в своих вещах, кинул мне плотные мужские портки, конечно рыжего цвета и песочный вязаный свитер.
Батюшка похожий по зимнему времени дома носил или под тулуп одевал, коли совсем холодно было. Штаны мне пришлись впору в бедрах. Я-то, даром, что одни кости, в бедрах широковата. А вот на талии пришлось веревкой подпоясываться. У свитера рукава подвернула, но утонула в нем не сильно. Ох и худой же этот парень!
Я с подозрением посмотрела на него, принюхалась. Да он же оборотень! Что там гадалка мне сказала? Выйду замуж за оборотня? И почему я не подумала, что оборотней много?
Охотник обмотал меня веревкой и взгромоздил на лошадь перед собой. Не слишком удобно, но зато тепло и безопасно. Я с тоской оглянулась на берег реки. Там, под кустом, кровавой лужей лежало мое платье, а поверх него — длинные, бурые, витые будто змеи косы. Солнце почти скатилось за горизонт.
Наступала ночь.
Моя брачная, чтоб ее, ночь. Конь у оборотня странный — никогда не встречала коня, который так лихо в лесу скачет. В конце концов, от мелькания стволов перед глазами мои глаза закрылись, и я уснула.
Проснулась под утро. Небо на востоке уже светлело, но вокруг было еще темно. Очень хотелось пить. Всё тело затекло. Я лежала, завернутая в одно одеяло с оборотнем и мучилась. Не от стыда, не от страха за свою честь — всё, что там от нее осталось, лежит нынче на берегу реки поверх обрывков платья. Кто поверит, что мой похититель не надругался надо мной?
Мне невыносимо хотелось в туалет. Пришлось будить мужчину.
— Охотник, — вполголоса позвала я. — Эй, охотник!
— А? — сонно спросил он. — Спи, ночь еще.
- Мне надо в кустики!
- До утра не дотерпишь?
— Я даже пять минут уже не вытерплю!
Он, пыхтя что-то под нос, помог мне подняться. Я едва удержалась на ногах, затекшее тело резко закололо сотней иголок.
— Руки развяжи, — попросила я.
— Зачем? — А штаны я как снимать буду?
— А я помогу! Ой, не надо меня взглядом убивать! Попроси вежливо.
— Пожалуйста, развяжи мне руки, — не стала ломаться я.
Подумаешь, попросить. Всё лучше, чем опозориться на его глазах. Невыносимо долго он распутывал узлы на моих запястьях. Я вся исплясалась. Наконец, руки были свободны, и я помчалась вприпрыжку к ближайшему кустику, присела в какой-то ямке, и плевать, что охотник рядом и всё прекрасно слышит и, возможно, даже видит. Телу стало легко и весело. И страшно захотелось есть. И то — я ж два дня маковой росинки во рту не держала.