Милость Господня

– Тогда я хочу вам напомнить, сестра, что вы служите не светским властям, а Богу. Не Департаменту социального обеспечения, а Тому, Кто держит в Своей Руке весь мир. Хочу напомнить вам это, сестра. И советую также помнить об этом всегда. Иначе светские власти может заинтересовать тот факт, что ваши воспитанники иногда, пока выразимся осторожно, исчезают неизвестно куда. В документах вы их указываете как заболевших и умерших. Но они ведь не умирают, сестра? Ведь так?

Василена вновь сглатывает. По горлу ее вверх-вниз движется хрящеватый кадык.

– Кому вы их продаете? Китайцам или здешнему отделению Союза промышленников?.. Ну говорите, говорите, сестра, я – жду…

Опять еле слышно:

– И тем и другим…

– Светские власти могут также заинтересоваться судьбой некой Божественной Дэви, вы помните, вероятно, сестра, был шум в прессе по поводу секты «Спасенных» несколько лет назад? Лесбиянки, эротическое трансцендирование, шестнадцать самоубийств. Воспламенения во время соития. Четверо членов секты сошли с ума. Разыскать саму Дэви не удалось. Ей тогда кто-то помог. Напомнить, кто ей помог, сестра? Кстати, Следственный комитет это дело еще не закрыл.

– Я все поняла, брат Авенир, – говорит Василена.

И по голосу ее становится ясно, что она действительно все поняла.

– Вот и прекрасно. Тогда у меня те же два пункта. Когда вы обнаружили, что у девочки есть магические способности?

Врать нельзя, серафимииты не то чтобы могут мысли читать, но ложь чувствуют хорошо. Иван это воспринимает через эмоции Василены.

– Месяца три назад. Там не было никаких чудес, было чистое знахарство… Ерунда…

– И потому решили продать ее крестьянской общине?

– У меня выхода не было… Явилась сюда толпа, возбужденная, и потребовала… Могли бы ведь разгромить весь Приют. Слышали, наверное, как в Верхнеземском районе такой же Приют сгорел? К тому же у меня есть право отдавать воспитанников на патронат…

Жалкая попытка оправдать себя параграфами законов.

– Вы ведь сами ведьма, сестра?

Опять молчание.

– Сестра, я – жду…

– Не практикующая…

Еще одна попытка себя оправдать.

– Ладно, за знахаркой мы как-нибудь проследим. Это не слишком актуально пока. Но вот второй пункт – мальчик. Я его у вас забираю.

– Когда?

– Прямо сейчас. Департаменту вашему знать об этом необязательно. Документы, как выяснилось, вы должным образом умеете оформлять.

– А со мною что?

– Ничего. Работайте как работали. Остальное меня не касается. Но держите в уме: если что… возникнет… такое же… сообщите об этом мне лично.

– Лично вам. Я поняла.

И вновь – тяжелая пауза.

Словно печать на приговоре о смерти.

– Благослови вас Бог, сестра!

– Благослови вас Бог, брат Авенир!

И еще эмоциональный всплеск. Василена (он это чувствует) до боли стискивает сплетенные пальцы: Господи! Ведь Ты же един, тогда почему так много всяких инстанций, говорящих от Твоего имени: и светская власть, и Департамент безопасности, и Монастыри, и Патриарх Московский, и черт знает кто… И каждый хочет иметь Тебя с потрохами, и каждый требует своей доли покорности… Они со всех сторон впиваются в Тебя, как крючки… И не соскочишь, не надо пытаться, будет только больнее… Отчаяние… безнадежность… усталость…

Кажется, все.

Иван осторожно слезает с койки. От долгого стояния в неестественной позе мышцы у него затекли. Он с силой растирает икры и голени. До него постепенно доходит, о чем был этот подслушанный разговор. Девочка – это, конечно, Марика. А мальчик, это, получается, он? Ну – и куда его заберут?

Выясняется это довольно быстро. Минут через десять раздается знакомый скрежет замка, тяжелые шаги Цугундера по коридорчику, голоса:

– Что это у вас тут так темно?

– Так лампочек нет, господин инспектор. Заказываем, пишем заявки, но не привозят, выкручиваем и вкручиваем то туда, то сюда…

– Ладно, иди-иди!

Дверь открывается. В сумрачном проеме возникает такой же сумрачный силуэт. Инспектор выглядит именно так, как Иван его представлял: высокий, худой, капюшон, надвинутый на лицо.

Но именно человек.

Не иномирное существо.

– Встань, встань! – яростно шепчет Цугундер. И даже подмахивает рукой снизу вверх – шевелись.

Иван поднимается.

Инспектор некоторое время рассматривает его, а затем капюшон чуть поворачивается к проему:

– Пошли.

На первом этаже – никого.

Пустота, непривычная тишь, блестит срочно протертый линолеум.

Еще слегка влажный.

Попрятались все.

Вот и дверь медотсека. Инспектор бросает короткий взгляд на Цугундера:

– Все. Здесь вы нам не нужны.

– Понял… – Цугундер пятится, не осмеливаясь поворачиваться к начальству спиной.

Внутри медотсека все белое: мебель, стены, окна, наполовину закрашенные, потолок. Правда, все уже пожелтевшее и облупившееся, чувствуется, что краску не обновляли давно. Сестра в белом халате у шкафчика с инструментами склоняет голову:

– Ваше преподобие… Благословите!

Инспектор отмахивается от нее, чертя в воздухе крест:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Аминь…

Сестра исчезает.

– Ну вот, смотри, – говорит инспектор.