Милостыня от неправды

В конце коридора начиналась каменная лестница, ведущая наверх. Поднимались по ней впотьмах, потому что факел потух. И остановились перед массивной щелястой дверью, пронизанной солнцем. За ней по-домашнему плескалась вода, шлепала швабра, кто-то выжимал тряпку. Дверь как бы сама собой со скрипом отворилась, и мы, обдуваемые ветерком, из дремотной полутьмы скальных коридоров вошли в просторный зал. Солнечные золотые слитки трепетали на полу возле окон и слепили. Посреди зала, стоя на стремянке, незнакомая женщина протирала шваброй расписанный красками свод. Женщина почувствовал, что кто-то вошел и, не отрывая швабры от потолка, обернулась.

Если бы я не держал Ноему за руку, то подумал бы, что на стремянке — она, только постаревшая. Во мне уже жило ликующее предчувствие.

— Енох? — глядя на меня, растерянно спросила женщина, но, догадавшись, что обозналась, улыбнулась: — Ной!

Я узнал Манефу. Она не спеша спустилась со стремянки и протянула руки навстречу нам.

— Я рада, Ной, что Бог повторил Еноха в своем правнуке. — Взгляд Манефы подернулся слезной поволокой. Я и Ноема, напрягаясь от внутреннего восторга, бросились к ней. А непонятные скальные звуки пришли в радостное движение…

Мы долго рассматривали потолочную картину, которую одухотворяло дыхание чудесного.

— Ее написал Енох, — сказала Манефа. — Впервые я увидела ее после его вознесения. И так же, как и вы, я замерла, пораженная. Енох пророчествовал о тех временах, когда Господь ради спасения людей вочеловечится. То есть, творя мир невидимый, мир духовный, который волен и не творить, будет ходить по земле человеком. Будет распят на Кресте и спустится в ад, чтобы вывести из него праведников, что жили до Его вочеловечивания. Вот здесь это сошествие Богочеловека и изображено. За Ним три ангела охраняют невесомо парящий Крест, а внизу, у ног Богочеловека — коленопреклоненные люди в белых погребальных одеждах подняли к Нему свои невесомые руки. Глаза людей преисполнены неясной надежды. Дух их, некогда покинувший землю, готов покинуть и подземелье и перейти в небесное пакибытие.

В тот день Манефа много говорила о Енохе. Рассказывала, как он был взят ангелами на небо и вернулся от них со знанием пророческого прошлого и пророческого будущего. О том, как обличал Енох отступничество людей от Бога, обожествление знаний, поклонение бесам, помогающим в приобретении знаний. Проповедью своей Енох рушил планы Тувалкаина объединить в один народ и сифитов, и каинитов под властью последних. О том, как Енох оказался в городе каинитов, а его сын, Мафусал, попал в ловушку, устроенную Тувалкаином: купил арбалет и по закону города был осужден на каторжные работы. А Енох, чтобы спасти сына от темничного заточения, согласился на совместное служение с каинитами. О том, что во время праздника Енох помолился Богу, чтобы Он уничтожил идолы каинитов, и те разлились водой, и Он уничтожил идолов, и они разлились водой, а Енох пошел по сегменту солнечного света к ожидающим его ангелам. Манефа рассказывала о проповеди Еноха на высокогорном пастбище.

Мы прошли в другой зал, и я с изумлением увидел жертвенник и богослужебную утварь.

— Здесь твой отец катакомбно совершает жертвоприношения Богу.

— Отец? — Я растерянно оглядел всех, и возмущенные мысли уже прошелестели у меня в голове, и, наверное, на лицо я сделался угрюм.

— И вы не могли сказать мне об этом раньше? — подавив свою духовную чуткость, с возмущенной обидой вопрошал я. — Я мечусь в поисках катакомбного епископа, а вы служили здесь, и… Я без службы… — И замолчал, справедливо ожидая объяснений.

— Ной! — взмолилась растерянная Ноема. — Ной, как хорошо Господь все устраивает! Еще утром все было неясно и неопределенно, а сейчас… — на что ты обижаешься? — мягко укоряла Ноема. — Ты снова сможешь служить у жертвенника! Вот что важно!

— Когда ты только родился, Ной, — заговорила Манефа, — твоего отца Ламеха добрые люди предупредили, что жрецы каинитов станут изводить тебя с лица земли посредством волшебства. Я думаю, тебе нетрудно будет понять отцовскую заботу. А когда ты, Ной, узнаешь свое предназначение, ты сам скажешь, что отец твой поступил правильно. — Я не мог понять слов любви, которые произносила Манефа, и не в силах был справиться со своим удивленным сомнением, но уже не серчал ни на кого. Ноема была права: вчерашние тайны разрушались с необыкновенной легкостью, точно во сне. — Пока ты в неведении служил в лже-сифитской церкви, пока искал катакомбного епископа, каиниты ничего не предпринимали против тебя. Поэтому отец твой и молчал о своем священстве, которое принял от живущего в катакомбах праведного Еноса. Даже Мафусал ничего не знает об этом. — Манефа подала мне священнические одежды, и я благодарно кивнул.

— Ты думаешь, Манефа, что я и есть тот самый Ной, который спасется в потопе?