Милые бездельники

— Напротивъ, расцвѣли, похорошѣли, — сказалъ я.

— Ахъ, нѣтъ! Бархатъ, кружево, вотъ что лучше теперь, чѣмъ ваши барежевыя платья… Помните ихъ?.. А сама я старуха, болѣю, хандрю…

Антрактъ кончался. Я спѣшилъ откланяться.

— Поѣдемте ко мнѣ! — сказала она. — Здѣсь скучно, а тамъ поболтаемъ о старинѣ, о нашихъ jours fixes… Вы очень тогда смѣялись надъ нами?.. Такъ ѣдете?

— Съ величайшимъ удовольствіемъ, — отвѣтилъ я.

Она поднялась съ мѣста и взяла меня подъ-руку.

— А вы досидите до конца и потомъ пріѣзжайте тоже, — сказала она моему пріятелю. — Мы успѣемъ до вашего пріѣзда вспомнить все прошлое. Да, кстати, не говорите никому, что и вы ѣдете ко мнѣ… Не хочу я никого у себя видѣть.

— Но всѣ видятъ, что вы уѣзжаете съ нимъ, — замѣтилъ мой пріятель.

— И пусть видятъ, пусть знаютъ! — раздражительно проговорила она. — Я ихъ не хочу видѣть… я рада, что я отдохну хоть минуту со старымъ другомъ…

— Такъ и прикажете сказать всѣмъ? — спросилъ пріятель.

— Да, да, всѣмъ и каждому! — отвѣтила она и стала спускаться со мною съ лѣстницы.

* * *

Мы сѣли въ карету и поѣхали. Всю дорогу Марья Александровна не смолкала ни на минуту, и я снова узналъ въ ней ту болтливую барышню, которая нѣсколько лѣтъ тому назадъ щебетала въ залѣ, смежной съ тою комнатою, гдѣ жилъ я, — только теперь эта барышня говорила другими словами. Она едва ли могла быть названа умною или развитою женщиною, тривіальныхъ выраженій у нея проскальзывало не мало, и ея языкъ часто напоминалъ языкъ того общества, которое вращается въ Петербургѣ въ «благородкѣ», какъ оно само называетъ благородное собраніе; но у нея было много сноровки, хитрости, кошачьихъ ужимокъ, внѣшняго лоска, хотя мнѣ все казалось, что она кого-то копируетъ, кому-то подражаетъ. Разговоръ велся въ какомъ-то минорномъ тонѣ. «Она постарѣла, она погибшее созданіе, ей тяжело ея положеніе» — эти фразы не сходили съ ея устъ, наконецъ, она договорилась до фразы: «мы, Травіаты», и я понялъ, какую роль она разыгрываетъ въ данную минуту. Она выражала сожалѣніе объ утраченной дѣвической наивности, о простой жизни въ своей семьѣ, о томъ, что она не понимала тогда такихъ людей, какъ я, о томъ, что она увлеклась, тогда какъ надо было посовѣтоваться съ умными и честными людьми и т. д. Я узналъ, что она послѣ замужества училась по-французски, взявъ француженку-компаньонку, что она брала уроки музыки и пѣнія, что она много читала французскихъ романовъ. Когда мы вошли въ ея квартиру, меня изумило обиліе шелка, бронзы, цвѣтовъ, картинъ, не нужностей французскаго издѣлія и книгъ той же стряпни изъ мастерскихъ Дюма-сына, Понсонъ-дю-Терайля, Белло. Это была въ полномъ смыслѣ квартира кокотки — яркій примѣръ безумнаго бросанія денегъ на совершенно не нужныя, на крайне малоцѣнныя, по художественной работѣ или по матеріалу, вещи и цѣлый университетъ свѣтскаго разврата: затѣйливыя мягкія кушетки, фривольныя статуэтки, амуры и зефиры на картинахъ, описаніе жизни новѣйшихъ Фринъ въ романахъ, мягкій полусвѣтъ розоватыхъ лампъ, опьяняющіе ароматы распустившихся гарденій, розъ, панкратій и ландышей. Закуривъ легкую папиросу и болтая со мною, Марья Александровна успѣла мнѣ сообщить, что она вышла замужъ поневолѣ, что она почти не видитъ своего мужа, что около нея вертится цѣлый рой ухаживателей, что — ахъ, она вовсе не такъ дурна, какъ о ней думаетъ свѣтъ! Въ то же время она пожимала мнѣ руки, просила быть ея другомъ, бранить ее, и если бы я былъ юнъ и неопытенъ, то я вѣрно былъ бы къ концу вечера однимъ изъ многихъ ея рабовъ. Повидимому, у нея вошло въ привычку интриговать всѣхъ мужчинъ, дѣлать ихъ хоть на минуту своими любовниками, практиковаться въ кокетствѣ съ каждымъ встрѣчнымъ. Я могъ только удивляться ея артистическимъ способностямъ играть «рольэ» Она, въ какой-нибудь часъ времени, сумѣла разыграть и роль кающейся Травіаты, и роль заигрывающей съ новой мертвой кокетки, и роль дѣловой женщины, серьезно задумывающейся о будущемъ. Правда, переходы были слишкомъ быстры, ни одна роль не продолжала разыгрываться долго, но все же это умѣнье на нѣсколько минутъ проникнуться извѣстною ролью было изумительно. Только два-три раза и то на минуту прорвалась натура капризной и пошловатой женщины, когда въ комнату не во-время вошла компаньонка и когда лакей не разслышалъ какого-то приказанія. Но грубый и раздражительный тонъ, вызванный этими людьми, тотчасъ же сгладился мягкимъ щебетаньемъ и очаровательной улыбкой. Она сдѣлалась еще обворожительнѣе, она придвинулась еще ближе ко мнѣ, когда пріѣхалъ мой пріятель.

— Ахъ, это вы! — воскликнула она и дружески протянула ему руку. — Я сегодня вполнѣ счастлива, я воскресла!.. Я уже думала, что все прошлое во мнѣ умерло, а оказывается, что нѣтъ, что оно еще живетъ во всемъ моемъ существѣ… Она еще разъ пожала его руку и прошептала:

— Спасибо вамъ, что вы привели его!

Мы проболтали за полночь и на прощаньи Марья Александровна сказала мнѣ:

— Я жду васъ завтра!

Я было попробовалъ отговориться, но она перебила меня:

— О, хоть одинъ еще вечеръ!