Милые кости

Через год после моей смерти доктор Сингх позвонил домой и предупредил, что не придет к ужину. Но Руана не собиралась отменять свои упражнения. Растягиваясь на коврике в единственном теплом месте, которое, по ее мнению, оставалось в их доме зимой, она невольно перебирала в уме постоянные отлучки мужа и терзалась подозрениями, пока организм не потребовал выкинуть его из головы и полностью сосредоточиться на гимнастике: руки вперед, коснуться пальцев ног, встряхнуться, закрыть сознание, отрезать все, кроме легкого и приятного томления мышц при растяжках и наклонах.

Оконное стекло в столовой, почти от пола до потолка, прочерчивала только металлическая полоска подогрева, который Руана предпочитала не включать, чтобы не отвлекаться на его урчание. За окном чернело голое вишневое дерево. На ветке покачивалась пустая птичья кормушка.

Не останавливаясь, Руана вскоре как следует разогрелась и даже забылась; дом уплыл куда-то далеко-далеко. В нем остался ее возраст. И сын. А вот образ мужа исподволь крался за ней. Дурные предчувствия не отступали. Она не думала, что причиной его отлучек и опозданий стала другая женщина, пусть даже просто восторженная студенточка. Причина крылась в другом. Ей самой случилось через это пройти и больно обжечься. Имя этому недугу было — честолюбие. Теперь она открыла себя звукам. Через две улицы залаял Холидей, ему ответила собака Гилбертов, над головой затопал Рэй. К счастью, в следующее мгновенье опять грянул «Джетро Талл», перекрывая все остальное.

Руана следила за своим здоровьем и лишь изредка выкуривала сигаретку, да и то тайком, чтобы не подавать дурной пример сыну. Соседки отмечали, что она держит себя в отменной форме, а некоторые даже просили показать им комплекс упражнений, хотя она всегда считала, что они просто ищут предлог разговорить замкнутую иностранку. Сейчас, отдыхая в позе «суха-сана» и ровно, глубоко дыша, она никак не могла полностью расслабиться. Липкий страх одиночества — Рэй скоро станет самостоятельным, а муж будет всего себя отдавать карьере — начинался от внутренней стороны лодыжек, поднимался по икрам, проходил сзади под коленками и подползал к бедрам.

В дверь позвонили.

Руана была только рада прервать эти мысли, хотя не любила неожиданностей: домашний уклад, как и медитация, требовал покоя. Она торопливо вскочила, обвязала вокруг бедер висевшую на спинке стула шаль и под грохочущую сверху музыку направилась к входной двери. У нее мелькнуло опасение, что это соседи прибежали с жалобами на громкую музыку — а тут она: в красном трико и шали на бедрах.

Но на пороге стояла Рут, держа в руках бумажный пакет.

— Добрый день, — сказала Руана. — Чем могу помочь?

— Я к Рэю.

— Заходи.

Слова заглушал доносившийся сверху грохот. Рут вошла в прихожую.

— Поднимайся наверх, — прокричала ей Руана, указывая на лестницу.

Мне было видно, какими глазами мать Рэя провожает куртку с капюшоном, глухой ворот джемпера, мешковатый комбинезон. «Для начала и эта сойдет», — подумала Руана.

Рут ходила с матерью в магазин и там, среди бумажных тарелок и пластмассовых вилок-ложек, увидела свечи. Еще в школе она сообразила, какая сегодня дата, а позднее перебрала в памяти все, что успела сделать за день: повалялась в постели, почитала «Под стеклянным колпаком»,[13] помогла прибрать в сарае, который отец упрямо называл бытовкой, а она — «Парнасом», прошвырнулась с матерью по магазинам. Однако ни одно из этих занятий не могло считаться данью моей памяти, и она решила исправить такое положение.

Купив эти свечи, она тут же решила отправиться к Рэю и позвать его с собой. Из-за утренних встреч на стадионе вся школа дразнила их женихом и невестой, причем совершенно не по делу. Рут могла рисовать сколько угодно обнаженных женщин, повязывать голову шарфиком, писать статьи о Дженис Джоплин, громко протестовать против унижающего женщину бритья ног и подмышек, — в глазах одноклассников из «Фэрфакса» она оставалась придурочной девчонкой, которую застукали, когда она ЦЕ-ЛО-ВА-ЛАСЬ с придурочным мальчишкой.

Никто бы не поверил (а они сами, естественно, помалкивали), что это был их совместный эксперимент. До этого Рэй целовался только со мной, а Рут — и вовсе ни с кем и никогда, поэтому они сговорились порадоваться и посмотреть, что получится.

— Никакого кайфа, — сказала тогда Рут.

Они лежали посреди вороха кленовых листьев, за учительской парковкой.

— Это точно, — вздохнул Рэй.

— А с Сюзи ты что-нибудь чувствовал?

— Конечно.

— И что же?

— Что хочу еще. Мне даже по ночам снилось, как мы с ней целуемся. Я все собирался спросить, бывает ли у нее такое желание.

— А секс?

— Честно говоря, так далеко я не заходил, — ответил Рэй. — Теперь вот целуюсь с тобой, но это не то.

— Надо еще разок попробовать, — предложила Рут. — Я не против, если, конечно, ты не станешь трепаться.

— Я думал, ты предпочитаешь девочек, — признался Рэй.

— Давай договоримся, — сказала Рут. — Ты будешь думать, что я — Сюзи, а я притворюсь, что это правда.

— Ну, ты совсем повернутая, — усмехнулся Рэй.

— Не хочешь? — Рут сжалась.

— Дай-ка посмотреть твои картинки.