Милые мальчики

– Все изначально к этому шло. Вопрос был только во времени. Я считаю, что я на четыре пятых гомосексуален. И до этого у меня не было ничего с девушками. Я решил попробовать. И это был довольно трудный эксперимент для меня. Даже физически. Сначала было что-то новое. Но потом я все чаще ловил себя на том, что мне приходится во время секса представлять парней. В этом плане меня всегда привлекала все-таки мужская сторона. И с каждым разом становилось все труднее. И потом… Потом у нас случился опыт трио. Не знаю, как она решилась на это.

– Ого.

– Да. Она пригласила своего бывшего… Не представляю, что заставило ее это сделать… Самое забавное то, что ее бывший в прошлом жуткий гомофоб. А тут он захотел попробовать. Удивительно иногда, как медленно люди к этому приходят.

– А что было потом?

– Становилось только хуже. Мы много ссорились. Точнее, она много раздражалась. Ей не нравилось, что я провожу с друзьями больше времени, чем с ней. Но я не мог с этим ничего поделать. Наверное, это действительно было так. Я уже говорил, что мы с подругой иногда собираемся здесь на ночь, запасаемся всем необходимым для ликвидации побочек и закидываемся колесом. И в этом состоянии ты в принципе не можешь как-то резко реагировать на действительность. Ты расплываешься, хочешь раствориться в эйфории, слушать музыку и не двигаться… Не понимаю, например, тех, кто занимается сексом под кайфом.

– Ты пробовал?

– Да.

– И как?

– Ужасно. Очень сложно сосредоточиться. Практически невозможно. Когда ты под колесом, тебе хочется просто ловить нирвану. Это же и так чистый секс. И мефедрон, кстати, этот так же действует – это чистый секс. Такова природа этой эйфории… Так. Вернусь к ситуации. Мы закинулись с подругой колесом и лежали, наслаждаясь. И тут пришла Ира. Она практически ворвалась в квартиру. Влетела, «как нате». Я закрыл дверь в комнату. Еле стою, заслоняю собой квартиру от этой бури, самого настоящего урагана. А там под кайфом на кровати лежит подруга. Ира кричала… Это была истерика… Тут тонкие стены. Сам слышал, как хорошо слышно происходящее у соседей. И она кричала что-то типа «Ты конченый нарколыга», «Скоро сдохнешь», «Тебя с твоим отношением к людям никто никогда не полюбит». А я стою, не понимаю до конца, что происходит. В результате она просто ушла… Потом, через время, написала мне: «Извини за доставленное беспокойство». На этом все закончилось.

– Грустная история.

– Да, это так.

– Возможно, она была права, когда говорила, что меня никто никогда не полюбит. Иногда я думаю… Я читал цитату из твоего романа про милых мальчиков. Про создания и создателей. Иногда я думаю, что я тоже такой милый мальчик. Что будет со мной в будущем, когда молодость уйдет?

– Ты не похож на милого мальчика, уж поверь. Ты больше, чем это. Ты умен. Ты оригинален. Ты личность. Да и в какой-то степени мы все милые мальчики.

– Но, скорее всего, она права в том, что меня никто не полюбит.

– Нет, тебя точно полюбят. Поверь мне! Другое дело – то, что полюбить тебя будет изысканной формой страдания. Настоящий наркотик. Это правда.

– Еще воды?

2019

Сны

Элегия

JuleeCruise – MysteriesofLove

Квартиры. Квартиры. Квадраты в квадратах. Параллелепипеды, перерезанные параллелепипедами. Светящиеся линии, сходящиеся и расходящиеся. Огни в домах, собирающиеся в хороводы звезд, падающих с неба. Вибрирующие лампы, бьющиеся в такт сердцу. Сколько их было? Сколько будет? Что нам отпущено?

В осколках зеркала – отражение. Обрывки молочных стен, вырезки из книг и тетрадей, рамки открыток у окна, зарево взорванного мира Антониони вдалеке, за пустотой деревьев и холодом железнодорожных путей. Тепло света, разрезаемого кистями рук. Отголоски тишины. Бесконечной глубины.

Касаться плеч. Рисовать тонкую линию шеи. Прикасаться к живому чуду. Скользить пальцами по пальцам. Дышащая жизнь, умирающая на белых страницах. Взмах ресниц. И взгляд, выливающийся из границ, капающий на белую постель, заливающий пол, затапливающий комнату. Чистые голубые потоки светящейся материи, отравляющие мое сознание. И губы. Бесконечно живые и мягкие губы, прикосновение к которым подобно прикосновению к иконе… В этот момент можно поверить в Лауру. Недосягаемую, воображаемую Лауру. Но разве менее реалистична она от этого?

– Кто любил тебя?

Как далеко это сияние. Зачем разграничивать это чувство и жизнь? Наверно, потому, что кажется, что вся жизнь не стоит и секунды этой эйфории… Воронка затягивает. Посреди синего сумрака, в отражении зарева горящего города, словно на станции в космосе, вещи сползают в черную дыру. И мы в эпицентре. Ты черная дыра, величайшая звезда в ночном небе. Хочу утонуть, исчезнуть в твоей тишине, в твоем сиянии.