Следом, столь же непрошеное, всплыло еще одно воспоминание. На Ямайке, вскоре после ужина, Ханна подошла к большому телескопу, установленному в углу ресторана. Труба смотрела в небо над морем; вечер выдался ясный и свежий, и звезды казались такими близкими, что можно было протянуть руку и прикоснуться к ним.
Чей-то кашель заставил Ханну обернуться. Блондинка в желтом платье стояла у нее за спиной. Та девушка, которую приметила Эмили на лестнице. Она выглядела совсем не похожей на Эли, если не считать цвета волос и озорного блеска в глазах, но она наклонилась вперед и пристально посмотрела на Ханну, как будто знала ее сто лет.
– Я слышала, этот телескоп – просто чудо какое-то. – Ее дыхание слегка отдавало ромом.
– Хм, да. – Ханна отступила в сторону. – Хочешь посмотреть?
Девушка заглянула в глазок, потом представилась Табитой Кларк, добавив, что она из Нью-Джерси и это ее первая ночь на курорте.
– У меня тоже, – поспешно призналась Ханна. – Потрясающее место. Сегодня днем мы ныряли со скалы. А завтра у меня занятия йогой, – нервно тараторила она, не в силах отвести взгляд от ожогов на руках девушки. Интересно, что с ней случилось?
– Ты красавица, знаешь об этом? – вдруг выпалила Табита.
Ханна прижала руку к груди.
– С-спасибо!
Табита склонила голову набок.
– Но могу поспорить, ты не всегда была такой шикарной, верно?
Ханна нахмурилась.
– Что ты хочешь этим сказать?
Табита облизала свои розовые губы.
– Думаю, ты сама знаешь, не так ли?
Все закружилось у нее перед глазами. Возможно, Табита узнала Ханну по телерепортажам, да и в прессе много писали о ней – как Мона сбила ее машиной, как ее поймали на краже из магазина, как все они клялись, что видели труп Йена в лесу. Но пухлое и уродливое прошлое Ханны оставалось тайной для всего мира. Ни одна фотография той поры не просочилась в блоги или журналы светских сплетен – Ханна маниакально проверяла все возможные каналы утечки. Откуда Табита могла знать о гадком утенке Ханне?
Когда Ханна снова посмотрела на девушку, ей показалось, что она видит перед собой совсем другое лицо. Глаза блестели в точности так, как у Эли. «Лук Купидона» повторял форму губ Эли. И словно призрак Эли проступал сквозь обезображенную кожу Табиты.
– Ханна? – Голос Патрика прервал поток воспоминаний.
Ханна заморгала, пытаясь вырваться из удушливого плена. Голос Табиты до сих пор эхом отдавался в ушах.
Патрик неловко смотрел на нее.
– Э-э, возможно, ты хочешь… – Он кивнул на ее ключицу.
Ханна проследила за его взглядом и увидела, что розовое платье сползло с груди и левая сиська наполовину вывалилась из бюстгальтера без бретелек.
– Упс. – Она потянула платье вверх.
Патрик опустил камеру.
– Ты умерла для меня. Все в порядке?
Образ Табиты полыхал в воспаленном мозгу Ханны. Но она не хотела думать об этом. Она ведь дала себе зарок. Она не позволит вчерашней записке от «Э» открыть ящик Пандоры.
Ханна расправила плечи и тряхнула ладонями.
– Извини. Теперь все в порядке, обещаю. – Зазвучала песня из нового альбома
Именно это они и сделали.
11. У Эмили появляется фанат
– Десять стометровок за минуту тридцать, стартуем на шестьдесят! – прокричал Рэймонд, тренер круглогодичной клубной команды Эмили, с бортика бассейна во вторник. Рэймонд тренировал Эмили с самого ее детства, и, кажется, с тех пор не вылезал из своей традиционной спортивной формы, сроднившись с резиновыми шлепанцами
Стрелка секундомера подползла к отметке «60». Рэймонд подался вперед.
– Приготовились… старт!
Эмили оттолкнулась от стенки, выбрасывая вперед обтекаемое тело в плотном купальнике и лихорадочно работая ногами. Вода приятно охлаждала кожу, слух улавливал отголоски старых мелодий, доносившиеся из радиоприемника в кабинете тренера. Ее мышцы расслабились, пока она рассекала воду мощными движениями. Какое наслаждение – вернуться в плавание после столь долгой разлуки.
Она сделала разворот у противоположного бортика и снова оттолкнулась от стенки. Остальные ребята, плывшие по той же дорожке, остались у нее за спиной. Все они тоже считали себя серьезными пловцами и надеялись получить спортивные стипендии колледжей. Некоторых старшеклассников из команды уже рекрутировали; они с гордостью приносили Рэймонду письма о зачислении, как только их получали.