Милый друг Ариэль

Мне следовало бы утешить его, польстить чем-нибудь. Вместо этого я обняла его за талию, и мы потихоньку выбрались из толпы, чтобы спуститься первыми. Через час Александр уже расположился на заднем сиденье машины и приказал сейчас же отвезти нас в ресторан «Солютре де Реле», следующий этап нашей экскурсии. Как всегда после горных пророчеств, Сфинкс садился за стол, где процедура возобновлялась с новой силой. Я называю президента Сфинксом не без причины, ибо в ресторане он окончательно отринул сферу реальной действительности и начиная с аперитива разглагольствовал исключительно о «морализации общественной жизни»; лично мне показалось, что эта тема вызывает интерес и бурный восторг только у него самого.

Мы прибыли в ресторан раньше всех, и Александр показал мне его, проведя по залам. Главное помещение было декорировано одним из менестрелей «Леруа-Мерлен»[43]. Резная деревянная полка над камином придавала ему средневековый вид. Вместо стекол в окнах мерцали витражи. К стульям даже страшно было прикоснуться: их спинки достигали человеческого роста. В общем, неприкрытый китч, атмосфера теледекорации для съемок «Проклятых королей». Но главное заключалось в другом: нам предоставили два места за столом президента, и это была самая важная деталь в глазах Александра; зафиксировав выигранное очко, он увел меня в сад, пить шампанское в тени деревьев. Мало-помалу к нам подтягивался остальной народ. Сыновья, невестки, внуки, братья и сестры, зятья и золовки — в общем, королевское семейство путешествовало в полном составе. Было много веселья и смеха. Александр прохаживался от одной группы к другой и даже представил меня распорядителю церемонии. Этот крайне вежливый улыбающийся господин внимательно оглядел меня — так смотрят на девушку, которая славится тем, что ее бальная книжечка никогда не пустеет. Окончив свое визуальное изучение, он обратился к Александру и все так же любезно осведомился, как поживает его жена — настоящая. Затем повернулся к нам спиной. Я начала понимать, что мои дела обстоят не так уж блестяще. Десять минут спустя, когда мы вернулись в зал, я испытала настоящий шок: меня сослали за стол журналистов, самый дальний от святая святых. Это было обидно, но я не стала особенно горевать. Зато Александр отреагировал крайне болезненно. Обычно высокое положение министра помогало ему игнорировать мелкие превратности судьбы. А тут вдруг по моей милости его низвели до уровня простых смертных. Он и не думал оскорбляться за меня, он страдал от жестокой раны, нанесенной его самолюбию. Кто-то где-то в ближайшем окружении властителя — скорее всего, женщина — решил, что его статус несовместим с экстрасупружескими шалостями в присутствии Двора. Он упал с высоты, на которую было вознесся, и упал очень больно. Но повел себя как истинный вельможа: смолчал, оставил пустующим свое место за почетным столом и сел рядом со мной. Это польстило моей уязвленной гордости. Моей, но не его.

Он сидел, мрачно уставившись в свой бокал с «Пуйи-Фюиссе». Его соседка, начинающая журналисточка из лионского «Прогресса», не осмеливалась приставать к нему с вопросами. К счастью, молодой репортер из «Актуальных ценностей» внес оживление в нашу трапезу, ухватившись за возможность побеседовать со знаменитостью. Все в нем — и фигура, и костюм, и голос — обличало юного медийного аристократика, всегда готового хулить ближних и переделывать мир. Он не без остроумия иронизировал над президентом, говоря, что тот проводит свою жизнь, с отвращением зализывая раны нашего века. Через минуту Александр вышел из ступора, но вместо того, чтобы взять на себя роль защитника, чего ждали все присутствующие, добавил еще немного черной краски в портрет Франсуа Миттерана:

— Он всегда и всем слегка лжет, никто ему не верит, и сам он не верит никому. Это осложняет жизнь, но помогает держаться начеку.

Юная лионская журналисточка, безмозглая курица, которую любая неожиданная мысль повергала в транс, после каждой фразы Александра восклицала: «Вы шутите?» Он отвечал ей загадочной усмешкой. Но когда нам подали горячую колбасу, он не выдержал, схватил меня за руку и потащил вон из-за стола. До этого он не притронулся к первому блюду — буколической вязкой смеси под названием «пюре». Теперь он счел, что эта пытка слишком затянулась. Спустя пятнадцать минут мы уже сидели в вертолете, который и доставил нас в Париж.

Честолюбие общественных деятелей — это их личное сокровище, их белоснежная тога. И вот эту тогу публично вываляли в грязи. За все время полета он ни разу не раскрыл рта. Я тоже молчала, но старалась быть с ним нежной. И правильно сделала: через несколько дней министр дал «добро» на проведение серии экспериментов в Африке. Так я выполнила свою миссию.

Глава IX