Милый друг Натаниэл П.

К своему скромному жилищу он питал самые теплые чувства. Печать небрежения и бедности, лежавшая на всей квартире, была симпатична ему на каком-то органическом уровне. Здесь не было настоящей нищеты, не ощущался неприкрытый утилитаризм родительского кондоминиума, где невидимые, постоянно работающие домашние устройства создавали монотонный звуковой фон, напоминающий жужжание больничных мониторов. Или дело было в фальшивой пластмассовой элегантности пригородного ранчо, иммигрантской версии американского дома, выбранного из телешоу предыдущего поколения, с искусственными цветами и редко используемой гостиной. Даже построенные с большим вкусом и более современные предвоенные кооперативы, купленные некоторыми его друзьями в последние годы, с детскими воротцами и винными холодильниками (винными холодильниками!), были, на взгляд Нейта, более убоги, чем его квартирка, служившая домом для человека, живущего не ради домашнего уюта, к которому, похоже, все теперь стремились.

Он немного прибрался. Помогло. В повседневной жизни Нейта за всплесками бурной активности следовало сползание в летаргию, грязь, одиночество и мрак. Помешать этому погружению могла бы работа или следование рутине, но ни того, ни другого у него не было, а обычный в таких случаях вариант с выпивкой помогал только на короткий срок. Тем не менее если настроения и выводили Нейта из строя, то не более чем на день-два, а после продажи книги запои стали и реже, и менее острыми. Относительный успех, может быть, и не сделал его счастливее, но менее несчастным сделал наверняка.

Сегодня из состояния бездействия Нейта вывело приближение срока сдачи работы. От него ждали рецензии, и время поджимало. Готовясь засучить рукава, он переключился в гиперпродуктивный режим и за несколько последних часов переделал кучу дел: совершил пробежку (пять миль за сорок одну минуту и тридцать восемь секунд), ответил (с опозданием) на приглашение на свадьбу друга, забросил в прачечную белье, заскочил в бакалейный, где купил пива, молока, три пиццы «селесте» (со скидкой) и изрядный запас продуктов (его завтрак состоял из тарелки «Рейзин брэн» и «Лаки чармс» на десерт).

Чувствуя, что заслужил передышку, Нейт открыл окно в спальне и, высунувшись наружу, глотнул свежего влажного воздуха. Два окна – по одному в спальне и кухне – были единственным, что могло бы привлечь к квартире внимание какого-нибудь яппи. Оба выходили на юг, впускали море солнца и, поскольку квартира находилась на шестом этаже, предлагали пристойный вид – если смотреть вдаль, поверх крыш соседних зданий, а не вниз, на улицу. Но Нейту его квартал был дорог именно своим уродством. Близость к стилю и моде – притягательным барам и ресторанам, кофейням, друзьям – была плюсом в плане удобства, но ему нравилась его не-модность. Надпись на желтом навесе над мастерской по ремонту шин провозглашала: «Открыто с 7 до – ». Каждое воскресное утро у церкви через улицу собиралась толпа облаченных в черное женщин, длинные юбки которых трепал ветер…

Теперь эти обрывки уходящей эпохи, напоминавшие о том, чем был когда-то квартал, выглядели особенно трогательно. В его собственном здании люди, многие годы жившие в темных, сырых, зараженных плесенью квартирах с потрескавшимся линолеумом, наблюдали за тем, как «коробки» по соседству сначала потрошат, а потом в них стелят новые, деревянные полы, ставят новые сияющие окна и монтируют новую начинку из нержавеющей стали. Жильцы в них тоже вселялись новые, другие, готовые платить в несколько раз больше, чем прежние. Нейт поселился здесь за несколько лет до нынешней волны юбер-джентрификации, и тот факт, что его собственная квартира улучшению подверглась лишь в минимальной степени, служил поводом для гордости.

И все же, как и у других новоселов, его жизнь среди бедных была весьма условной. Они ходили по одним и тем же улицам, ездили в одном и том же метро (автобусами, по большей части, пользовались низшие слои), но при этом две группы как будто существовали в разных слоях земной атмосферы, которые лишь на взгляд недалекого наблюдателя находились в одной плоскости. Магазин «Нэшнл уайнз энд ликерз, инк.», где и напитки, и кассира защищало пуленепробиваемое стекло, не конкурировал с недавно открывшимся «Тэнглд вайн», который специализировался на органических и местных винах, а на четверговых дегустациях выставлял работы местных художников. Даже в бодегах, где сходились все дорожки, люди, относящиеся к разным стратам, редко покупали одни продукты. Нейт тянулся за «Нью-Йорк таймс» (эту газету стали выкладывать здесь лишь недавно – раньше ему приходилось ходить за ней в Парк-Слоуп), тогда как таксисты и строители брали в основном «Пост». Он покупал домой упаковку пива, отдавая ей предпочтение перед банками по сорок унций. И только деньги за прилавком переходили из рук в руки, никаких различий не замечая.

С улицы долетел нарастающий глухой рев мотора и скрежет тормозов. Послышались крики, но слов было не разобрать. По переходу, перед остановившейся машиной, шли две молодые женщины.