Милый друг Натаниэл П.

– Вообще-то есть немало свидетельств того, что люди в наше время менее склонны к насилию, чем раньше.

Едва сказав это, Марк понял, что, по сути, поддержал противоположную сторону, и с беспокойством посмотрел на Кару. Наблюдавший за другом Нейт распознал в его взгляде тревогу человека, получающего допуск к телу только при соблюдении определенных условий. Бедняга Марк.

– Я и не говорю, что жестокими становятся из-за видеоигр, – обидчиво возразила Кара.

Нейту вдруг стало жаль ее. Симпатичная, сдержанная, неглупая, Кара лишь недавно вступила во взрослую жизнь и, конечно, до сих пор повторяла мнения и придерживалась взглядов, популярных в школе. Со временем она поймет и примет тон Нью-Йорка. Избавится от провинциальности. Симпатичная, сдержанная, неглупая – с таким набором можно далеко пойти, ведь если раньше у нее не было связей, то теперь, когда она начала встречаться с Марком, связи появятся…

Мимо – с пустыми руками – шустро проскользнул официант. Нейт с трудом подавил зевок. Время здесь словно замедлило ход. В компании Кары даже Марк вел себя по-другому. Его чувство юмора как будто притупилось – пользоваться им и одновременно сохранять благорасположение Кары не получалось.

На этом фоне Нейт по-новому оценил Ханну. Окажись он один в компании Марка и его новой подружки, наверняка бы заскучал. Кара выглядела с определенной натяжкой всего лишь некоей дублершей женщин вообще. Оставалось только радоваться, что ему повезло встретить другую, такую… рациональную, благоразумную, а не нелепо смешную, такую приятную и желаемую…

В конце, когда они вскладчину оплатили счет, Нейт все же бросил искоса взгляд на Кару и на мгновение замер, пораженный ее красотой. Но опять-таки Марк никогда не искал в женщинах глубины. Тут ему пришло в голову, что и Марк, может быть, жалеет его, потому что, принимая во внимание исключительно технические параметры, Кара выглядела лучше Ханны (хотя Ханна, как ему представлялось, была обаятельней). Иногда он жалел, что не может по желанию отключать мозги.

Они вернулись в его квартиру, и только тогда Ханна сообщила, что в ближайший уик-энд в город приезжает ее подруга Сьюзен из Чикаго.

– Не хочешь позавтракать с нами в воскресенье? – спросила она, сидя по-индийски на кровати с недельной давности «Нью-Йоркером» на коленях.

Нейт стоял в дверном проеме и, услышав вопрос, провел ладонью по волосам.

Приглашение не вызвало большого энтузиазма. Судя по описанию Ханны, Сьюзен принадлежала к тем, кто рассматривает свою жизнь как долгую цепь несправедливостей, учиненных против нее всякого рода придурками. Такая вот милашка.

К тому же сама идея завтрака как социального мероприятия не выглядела такой уж увлекающей. Он легко представил, что из этого получится: одиннадцать утра – очередь из юных яппи у входа в новый, набирающий популярность ресторан – принужденный разговор на общие темы: чем Сьюзен зарабатывает на жизнь и как выглядит Нью-Йорк в сравнении с Чикаго; половина двенадцатого – все еще стоим, ждем свободного столика, заказываем по «кровавой Мэри»; двенадцать – садимся за столик, заказываем еще по одной, уже лишней, «кровавой Мэри», чтобы хоть как-то рассеять скуку/экзистенциальное отчаяние; половина первого – платим по счету (каждый за себя) и молча сожалеем о пущенных на ветер тридцати долларах (лишняя десятка за вторую «кровавую Мэри»), думая, что было бы куда лучше отдать шесть баксов за «сандей спешл» (два яйца, бекон, чипсы и тост) в старомодной, без претензий, забегаловке рядом с домом…

Ханна уже вынула контактные линзы и смотрела на него поверх ободка очков. Волосы стянуты назад и забраны в «хвостик». Взгляд Нейта соскользнул на полку у кровати со стопкой сигнальных экземпляров выходящих в скором времени книг, просмотреть которые он собирался, чтобы потом что-то отрецензировать или сделать обзор. Именно такое, неспешное и ни к чему не обязывающее чтение было в его представлении наилучшим способом провести субботу или воскресенье – либо у себя дома, либо в спорт-баре, под ненавязчивый шум игры. Именно так он и намеревался провести прошлый уик-энд, но его лишили такой возможности. И ему это не нравилось. Когда ты один, твои выходные – широкие проспекты, расходящиеся по всем направлениям; когда же ты связан отношениями, уик-энд подобен небу над Манхэттеном – перфорированный, подрубленный, сжатый.

Нейт почесал затылок:

– Ну, не знаю. Я еще не определился.

Он нервно улыбнулся.

– О’кей, – сказала Ханна.

Нейт не смог расшифровать выражение ее лица, но ему сразу же стало не по себе. Ханна вернулась к своему журналу. Сам не зная почему, он остался на месте.

Через пару секунд она подняла голову:

– Что?

Он отступил:

– Ничего!

– Господи, это невыносимо!

– Что невыносимо?

– Ты! Стоишь тут и только ждешь, чтобы я сорвалась и накричала на тебя за то, что ты не хочешь составить мне компанию, – она состроила гримасу. – Но мне нет до этого никакого дела. Мне совершенно все равно, пойдешь ты со мной или нет.