Милый, единственный, инопланетный

Говорят, в Сиэтл ежедневно приезжает около восьмидесяти новых жителей. Это похоже на правду: город стремительно растёт и развивается. Он расположен между заливом Пьюджет-Саунд и озером Вашингтон, а с другой стороны окружён цепью гор, поэтому может увеличиваться только в длину, не расширяясь. Это сказывается на трафике — в Сиэтле постоянные кошмарные пробки. Правда, обосновавшись на новом месте, я практически сразу купил себе спортивный велосипед и теперь всюду добираюсь без проблем и вовремя.

В целом город очень красив: кругом вода, горы и вечнозелёные леса, недаром неофициальное название Сиэтла — Изумрудный город. К сожалению, купаться в океане можно только пару месяцев летом, всё остальное время он жутко холодный. Впрочем, зимы всё равно мягкие, поэтому в городе полно бомжей, особенно в центре.

Здесь готовят лучший в стране кофе — кстати, первая кофейня “Старбакс” открылась именно в Сиэтле. А ещё тут множество азиатских ресторанов и магазинов, которыми владеют китайцы или индийцы. Время от времени я беру у последних различные специи и еду на вынос. Можно делать это и чаще, но, к сожалению, индийцы ужасно болтливы и назойливы, а это раздражает — мне необходимы определённые эмоциональные ресурсы, чтобы настроиться на очередной визит.

Провизией я предпочитаю закупаться на рынке Пайк-Плейс на побережье, который считается не только старейшим местом городской торговли, но и полноправной достопримечательностью. Здесь продают свои товары мелкие фермеры, мастера и ремесленники, сюда стекаются уличные музыканты и артисты, местные жители и туристы.

Самая отвратительная, но очень популярная часть рынка — стена жевательной резинки, куда жители Сиэтла и приезжие наклеивают жёваную жвачку. На мой взгляд, омерзительное и тошнотворное зрелище, но судя по количеству селфи на фоне этой самой стены, отчистят её ещё не скоро. Что ж, должны быть и у американцев свои странности…

Лучшее время для посещения рынка — семь утра. В этот ранний час там можно застать лишь торговцев цветами да рыбой. Цветы мне без надобности, а вот свежие морепродукты прямо с Аляски — то, что меня интересует. Лосось, палтус, нерка, минтай, морской окунь, сельдь и камбала, крабы, осьминоги и красная икра… Зимой выбор не так разнообразен, зато в ассортимент добавляется вяленая и копчёная рыба, приготовленная по старинным индейским рецептам.

— Хай, Илия! — из-за рыбного прилавка машет рукой мой приятель Макки, самый настоящий индеец. Ему пятьдесят лет, и он уверяет, что все их провёл в буквальном смысле на этом рынке. Его мать работала здесь ещё до его рождения; она нередко укладывала младенца спать в ящик из-под бананов и продолжала вести торговлю. Когда Макки немного подрос, он сам надел фартук и сделался полноценным помощником матери, приходя на рынок каждый день после школы.

— Хай, Макки, — откликаюсь я.

— Форель сегодня просто обалденная! — говорит тот. — И даже несколько щук есть. Ты как знал, когда заглянуть, хитрец…

Торговцы сноровисто перебрасывают друг другу через прилавок свежую провизию — кажется, будто рыба сама взмывает в воздух. Затем её рассортировывают и обкладывают со всех сторон льдом.

— Хочешь сам поймать? — Макки, широко улыбаясь, машет мне хвостом большой скользкой рыбины, предлагая присоединиться к этой немудрёной забаве. Я отказываюсь: хватать сырую рыбу голыми руками не особо приятно, я не выношу резкий рыбный запах и всегда прошу завернуть мне покупки в несколько слоёв толстой бумаги.

— Ну, какие планы на праздники? — спрашивает Макки, подмигивая. — Будешь развлекаться с кем-нибудь?

— Никаких. Останусь дома.

— Какой ты зануда, Илия! В твои годы парни обычно только и думают о том, как бы склеить какую-нибудь симпатичную девчонку… Я в этом возрасте был уже дважды отцом!

— Меня это не интересует.

— Но ты ведь не гей?

— Нет.

— Тогда почему у тебя нет подружки?

“Есть”, — собираюсь было возразить я, но осекаюсь, понимая, что мне нечего ответить. Я всё ещё по привычке считаю Маришу своей, но ведь прошло уже достаточно много времени. Мы больше не вместе, ужасно глупо продолжать думать, что эта девушка до сих пор мне принадлежит.

— Моя подружка осталась в России, — только и говорю я.

— Она небось красотка? Русские девушки все хорошенькие, — он ухмыляется. — А как её зовут? Наверное, Наташа?..

Помимо рыбных рядов, я иногда заглядываю в пекарню “Pirozhky”, которую основала семья эмигранов из Латвии. Популяризация пирожков среди местного населения проходит успешно — в клиентах недостатка нет. Хозяйка пекарни Дайна за два года уже изучила мои вкусы и сейчас, не спрашивая, кладёт в бумажный пакет несколько ватрушек и вишнёвый пирог.

— Весёлого Рождества, Илья, — говорит она на прощание по-русски. На голове у неё — красный колпак Санты.

— И тебе весёлого Рождества, Дайна! — отвечаю я. Это всего лишь дань вежливости, никакого “весёлого Рождества” у меня не будет: просто очередной день — такой же, как и в будни. Не плохой, но и ничем не выдающийся.

Я еду домой и думаю о Марише.