— Миша!.. Цыган! Хочешь, докажу? Пожалуйста! Ты не сестра Аскольда Эпова и не соседка. Твоя фамилия Снегирева! И ты учишься в седьмой школе! Все правильно?
— Все!
— Я тебе понравился?
— Да.
Мишка закрыл глаза и повалился. Его поймали, поставили и смеясь хлынули за Валей в кухню пить, отфукиваясь от космического запаха перекаленно-горелого железа. Я задержал Ваську в коридоре и удивленно спросил:
— Почему вы такие веселые?
— Это на нервной почве!
— А почему вы здесь?.. Как форум?.. Где остальные?.. Ничего не понимаю…
— Остальные внизу. Весь класс.
— Как? И вы?..
— Что мы?.. А-а, нет! Это ты кустарь-бунтовщик, а мы профессиональные дипломаты. Мы чуть выждали, и, когда родители взъярились до предела, учителя сами попросили нас погулять с полчасика… Пусть одни поговорят.
— Значит, вы возвращаетесь? — спросил я.
— Не вы, а мы! — поправил Васька, припадая жадно к воде, которую подал ему Шулин и держа меня в пеленге своего безжалостного взгляда. — А-а, спасибо!.. И ты идешь! Заварил кашу — расхлебывай! Бунт теряет смысл, если ни к чему не ведет, а повисает в воздухе! Бунт, как хороший призыв, должен оканчиваться восклицательным знаком, а не многоточием. Каждому комсомольцу — по шишке! Восклицательный знак! И вот наше возвращение будет этим восклицательным знаком!
В дверь сунулась голова Вани Печкина и с напускной угрюмостью спросила:
— А дуракам дают пить?
— Заходи, заходи, — сказал я.
— Все мы тут дураки, — заметил Шулин.
— Это верно, что все мы дураки, — согласился Забор и хлопнул меня по плечу. — Так что давай собирайся!
— Я готов.
— Ну, пошли. Эй, орлы, айда!
— Я сейчас догоню вас, — сказал я.
Васька описал взглядом полукруг, на миг задержавшись на Вале, и стремительно вышел. За ним — остальные.
— Эп, а заниматься? — встревоженно спросила Валя.
— Будем. Только… Ты можешь не уходить? Можешь подождать меня здесь?.. Мы быстро. Делай пока уроки. Вон учебники, и в папке вот, Авга принес. Мне надо, чтобы это время ты была у нас. И у меня новость есть, приятная, — загадочно добавил я, имея в виду встречу с Амалией Викторовной, о которой мне хотелось рассказать Вале не на ходу и не просто так, а толком и, может быть, по-английски, словно сдавая ей экзамен.
Валя молча закивала.
— Ну, и хорошо… Буллфинч. Гуд бай! — прошептал я, пятясь и перешагивая порог.
— Бай-бай! — тихо ответила она. Весь марш я спускался задом, не сводя глаз с полуоткрытых дверей, в которых замерла Валя, обметая кончиком косы свои губы, потом повернулся и обвалом ринулся вниз.