Милый Гектор

— У вас богатое воображение.

— У меня хорошо развито чувство самосохранения. А вы нагло вели себя. Вы были уверены, что переиграли меня. И еще глумились. Отдали меня головорезам, а мне на прощанье напомнили, что Гермес, ко всему прочему, еще и проводник в царство умерших. Но наглое лицемерие внушает уважение только людям, привыкшим прислуживать. Это сказал Бальзак. Не Кристиан-Леопольд, а самый что ни на есть Оноре де. А ведь мы были близко к тому, чтобы получить камень.

— Но в могиле его не было.

— Не было. Но я знал, где он.

41. Собор милосердия

Индейкин молчал, теперь он уже не торопился уходить. Ржавцев это понял и попросил заказать еще кофе.

— Снова кофе с молоком?

— Нет, пожалуй, теперь эспрессо.

Индейкин жестом руки подозвал бармена. Тот подошел.

— Эспрессо, — заказал Индейкин.

— Вам нравилось, как в Африке готовили кофе? — спросил Ржавцев и, не ожидая ответа, спросил: — Страшно было ночью на кладбище?

— Да не очень.

— Вы обратили внимание на собор перед входом?

— Обратил.

— Ну и как он вам?

— Красивый собор.

— И вы внутрь не заходили?

— Нет.

— А зря. Это памятник архитектуры. Он состоит на учете в ЮНЕСКО. Называется собор Милосердия. Говорят, что с каждого, кто туда входит, снимается половина его грехов. Понимаете, Петр Васильевич, половина всех грехов. Вы бы туда вошли — и половины ваших грехов нет. А грехов у вас много.

— Я атеист.

— Да какой вы атеист! Вы не атеист, вы просто ни во что не верите. Ни во что! Ну да ладно, это ваше дело. Вернемся к падре Бенуа. Какое у вас сложилось о нем мнение?

— У меня не было времени, чтобы составить о нем какое-либо мнение. Но, судя по всему, человек он порядочный.

— Почему вы считаете его порядочным?

— Он не доложил властям о том, что я приказал раскопать могилу. Потом пришел специально помолиться за покойного.

— Падре Бенуа хорошо известен в католическом мире. Он итальянец; по-итальянски его имя Бенито. Но, чтобы не напоминать о Муссолини, в честь которого он был когда-то назван и который, кстати, не был ни католиком, ни вообще верующим, он зовет себя Бенуа, что звучит вполне приемлемо во франкофонной стране. А человек он действительно порядочный. И Сушков это понял. Сушков был очень набожным, а так как православных священнослужителей в городе не было, он исповедовался падре Бенуа. Он рассказал падре, что у него есть очень дорогой камень, и попросил его использовать этот камень в благотворительных целях. Сушков долгое время жил в Африке и хотел, чтобы средства от продажи камня были направлены на помощь африканским детям. Падре ему обещал. И Сушков отдал ему камень. В тот момент, когда вы беседовали с падре, камень был у него.

— И вы потом отняли у него камень.

— Нет. Утром, после того как ваши люди ушли из отеля, я поехал на экскурсию, там, я был уверен, меня вы не найдете. После экскурсии — прямо в аэропорт и улетел в Стокгольм.

— В тот вечер вы улететь не могли. Я был в аэропорту.

— Мог. Мог, Петр Васильевич. Вы верите только в силу, а я — в людей. Мне помог улететь капитан, начальник полиции. Я чуть было не оказался с вами в одном самолете, летевшем в Женеву. Пришлось менять пункт назначения и лететь в Стокгольм: жизнь дороже географии.

— Почему он вам помог?

— Помните Клемане, девочку из регистратуры?

— Опять Клемане?

— Опять. Она его сводная сестра. А в Африке очень крепки родственные связи. Она его попросила.

— У нас с вами разные команды, Ростислав Романович.

— Нет, не разные команды. Просто мы с вами по разные стороны баррикад. Догадайтесь, кто из нас Гаврош!

— Стоп! А как вы узнали, что камень у падре? Он вам сам рассказал? Вы его спросили — и он вам рассказал? Не поверю.

— И правильно сделаете, если не поверите. Про камень мне рассказала старуха, у которой жил Сушков. Она мне всё рассказала. И про то, как Сушков долго сомневался, не знал, кому оставить камень. И про то, как она ему посоветовала завещать камень африканским детям. И про то, как он передал камень падре Бенуа. Вы игнорируете простых людей. Зачем вам беседовать с какой-то старухой-африканкой! Вы предпочитаете иметь дело с бумагами, с начальством. Вы очень ограниченный человек. Я вам уже это говорил.

— А вы нет?

— Нет.

— И чего вы добились? Камень у вас?

— Нет, камень не у меня. Но у меня чистая совесть.

— Тоже мне, Раскольников! Старуху прибил. Да еще чужими руками. Жулик и преступник.

— А чем вы лучше? Потрошитель могил. Зря вы не зашли в храм, все-таки половина грехов вам бы списалась.

— Таким образом, камень остался у этого замечательного падре?

— Нет, этого я не сказал. Я сказал только, что в тот вечер, когда мы с вами беседовали в баре, камень находился у него. И после того, как мы с вами договорились о том, что будем работать вместе, мы бы поехали в храм и отняли бы у него камень. Но вы меня предали. Хотели меня убить. И в результате камень ни у вас и ни у меня.

— А почему вы не поехали сами?