Милый Каин

В тот миг, когда Кораль вошла в комнату, где он играл с ее сыном в шахматы, Хулио словно очутился в эпицентре бури, подлинного торнадо самых противоречивых чувств. Ему хотелось всего и сразу. Он жаждал мести и был готов наброситься на нее, вырвать извинения, пусть даже приставив ей нож к горлу. В то же время ему больше всего на свете хотелось поговорить с ней, выяснить наконец причину ее столь поспешного и внезапного исчезновения. Омедас едва не набросился на нее, желая отомстить или же задушить в объятиях.

Аромат утреннего кофе до некоторой степени привел его в чувство. Узел, в который со вчерашнего вечера были затянуты внутренности, ослаб. Перспектива жить дальше уже не казалась Хулио столь бессмысленной.

Омедас собрал вещи и сел в машину. Стоя в первой же пробке, в которую он попал по дороге в кабинет на Пуэнтес, Хулио решил, что больше не будет думать о случившемся вчера.

Решить-то было легко, но сделать так оказалось куда сложнее. В его голове по-прежнему бил тяжелый барабан, не позволявший забыть о происшедшем. Было невозможно спрятаться от выбора, стоявшего перед ним. Он с огромным удовольствием повернул бы все вспять, чтобы не знать, где живет Кораль Арсе, как легко вновь увидеть ее, как просто, оказывается, можно попытаться получить от нее что-то вроде объяснений или извинений. Опасность этой ситуации заключалась в том, что ему, вполне возможно, захотелось бы продолжать общение с нею под прикрытием проведения психотерапии для ее сына.

Хулио отгородился от нервотрепки плотного городского движения и уличного шума аккордами рахманиновского рояля и подумал о Нико.

«Потрясающий, совершенно особенный случай. Несомненно, прекрасная возможность для экспериментального подтверждения правоты многих накопившихся догадок и долголетних наработок. Сильная натура, коварный, садистски настроенный разум».

Сказать, что этот мальчишка был интересен, значило ничего не сказать. Психолог видел в Нико распахнутое окно, за которым лежал совершенно другой, непознанный мир. Омедас мог бы высунуться и посмотреть, что происходит там, по другую сторону стены. Хулио проклинал судьбу, так жестоко подшутившую над ним.

«Снова оказаться в непосредственной близости от Кораль — нет уж, увольте. Ее жизнь для меня — запретный сад. Нужно срочно спасать пошатнувшийся мир, возвращать на место сместившуюся ось вращения планеты, приводить все вокруг в исходное состояние, существовавшее до вчерашнего дня».

Хулио заставил себя сосредоточиться на текущих делах — занятиях, научных статьях и на том, как обеспечить более-менее рентабельное существование кабинету детской психологической помощи, расположенному на улице Пуэнтес.

«В этом деле мне без сестры не обойтись», — в очередной раз признался он себе.

Ночь прошла в воспоминаниях, колючих, ослепляющих, ярких, словно разрывавших во тьме зрачки и радужную оболочку глаз Кораль. Она, как сомнамбула, бродила в этом пространстве, внезапно наполнившемся зрительными образами, цветами и звуками.

«Когда я впервые поцеловал тебя, ты пахла масляными красками», — сказал он ей, когда они вместе стояли у чердачного окна и глядели на грязные крыши и стены соседних домов.

Кораль почти физически слышала такой знакомый и родной голос Хулио. Ей казалось, что его колючий небритый подбородок, точь-в-точь как тогда, прижимался к ее затылку и шее.

Через открытые окна в комнату проникал свежий ночной ветерок. Кораль лежала в постели и слушала, как шелестят листья акаций в саду, дышит Карлос и тикает будильник, стоявший рядом с кроватью. Память с предательской настойчивостью переносила ее в то майское утро восемьдесят девятого года, когда они с Хулио увиделись впервые.

Тогда он дремал на скамейке с книгой в руках. В сон его склонило солнце и какой-то роман Бальзака. Кораль могла пройти мимо, не обратить на него внимания, но почему-то остановилась, присмотрелась к дремлющему молодому человеку, поставила неподалеку на газоне мольберт и взялась за кисти. В общем-то, ничего более интересного за все время прогулки по парку ей на глаза все равно не попалось.

Юноша просидел неподвижно с полчаса. Кораль как раз хватило времени разметить холст углем, набросать контуры сидящего человека и прикинуть, где с точки зрения композиции будет лучше расположить деревья и садовый фонарь. Затем настала очередь кистей и красок.

Кораль начала с самого трудного — с линий, передающих спокойную позу человека, дремлющего в свое удовольствие. Постепенно на холсте стали прорисовываться основные контуры: вот его ноги, вот склоненная голова с подбородком, упершимся в грудь, вот рука, придерживающая полуоткрытую книгу. В планы Кораль входило создать вполне реалистичный портрет. Не самый привычный ракурс не позволял ей разглядеть черты лица спящего молодого человека, и художница позволила своей фантазии немного разгуляться. Портрет спящего красавца она создавала в соответствии с собственными представлениями о прекрасном.