Милый недруг

Чувствуешь ли ты, что я авторитет по бесприютным детям? Завтра я с несколькими другими авторитетами нанесу официальный визит «Сиротскому приюту еврейского общества защиты и охраны детей в Плэзентвилле». (Это все — название.) Ужасно трудное путешествие, выехать надо очень рано, две пересадки и еще машиной; но хочешь быть авторитетом — неси тяготы, связанные с этим титулом. Мне непременно нужно осмотреть другие заведения, чтобы собрать как можно больше материала для наших переделок. А этот Плэзентвиллский приют — образец архитектуры.

Теперь, по трезвом размышлении, я сознаю, что мы поступили разумно, отложив широкие строительные операции на будущий год. Конечно, я была разочарована — ведь это значило, что не при мне будут разрушать и созидать, а я так люблю быть центром всяких катавасий! Но вы ведь послушаетесь моего совета, правда, даже если я не буду больше официальным главой? Те две строительные реформы, которые мы провели, обещают быть очень удачными. Наша новая прачечная становится все лучше и лучше; она избавила нас от того запаха пара, который так дорог сердцу приютов. Домик садовника будет готов для жилья на будущей неделе. Сейчас там не хватает лишь слоя краски и нескольких дверных ручек.

Зато — вечно какая-нибудь оговорка! — у нас другая беда. Миссис Тернфельд, несмотря на добродушную толщину и солнечную улыбку, терпеть не может, чтобы дети возились около нее. Они ее нервируют. Что же до самого Тернфельда, то он трудолюбив, аккуратен и, вообще, прекрасный садовник, но его умственная деятельность оставляет желать лучшего. Когда он приехал, я предоставила ему нашу библиотеку. Он начал с полки, стоящей ближе к дверям, на которой стоят тридцать семь томов сочинений Пэнси. Когда он провозился с Пэнси четыре месяца, я предложила ему переменить автора и послала «Гекльберри Финна». Но он вернул мне его через несколько дней, покачал головой и заметил, что после Пэнси все кажется ему пресным. Боюсь, мне придется поискать несколько более современного человека. Но в сравнении со Стэрри Тернфельд — просто ученый.

A propos[47] Стэрри: он навестил нас несколько дней тому назад, в весьма отрезвленном состоянии духа. Оказывается, тот «богатый городской тип», имением которого он управляет, не нуждается больше в его услугах, и Стэрри любезно изъявил готовность вернуться к нам и позволить, чтобы у детей были садики. Я вежливо, но твердо отклонила его предложение.

Пятница.

Вчера я вернулась из Плэзентвилла, исполненная зависти. Пожалуйста, господин председатель, имейте в виду, что мне нужны несколько серых оштукатуренных домиков с фигурами в духе Лукка делла Роббиа[48], влепленными в фасад. У них там почти 700 детей, и все уже довольно большие. Разумеется, это ставит совсем другие задачи, чем наши; ведь у нас всего 107 цыплят, и притом — начиная с младенцев. Но я позаимствовала у заведующей несколько блестящих идей. Я разделю моих ребят на больших и маленьких братьев и сестер с тем, чтобы на попечении каждого большого был один маленький. Большая сестра Сэди Кэт должна следить за тем, чтобы маленькая сестричка Гладиола была всегда аккуратно причесана, чтобы чулки ее были натянуты, чтобы она знала свои уроки, чтобы она получала свою долю баловства и свою порцию конфет. Все это приятно для Гладиолы, но, главным образом, полезно для Сэди Кэт.

Кроме того, я собираюсь ввести для наших старших детей нечто вроде самоуправления в таком роде, как у нас было в колледже. Это подготовит их к самостоятельной жизни и научит обуздывать себя. По-моему, возмутительно выталкивать шестнадцатилетних беспомощных детей в мир. Пятеро моих питомцев готовы к тому, чтобы их вытолкнули, но я не могу это сделать. Я все вспоминаю свое собственное безответственное, глупенькое детство и не могу себе представить, что случилось бы со мною, если бы мне в шестнадцать лет предоставили самой заботиться о хлебе насущном.

Теперь я должна тебя оставить, чтобы написать интересное письмо моему вашингтонскому другу, а это нелегко. Что я могу сказать такого, что заинтересовало бы политика? Я могу говорить только о младенцах, а ему было бы совершенно наплевать, если бы все младенцы исчезли с лица земли. Ах, нет, не наплевать! Боюсь, что я клевещу на него. Младенцы — по крайней мере, младенцы мужского пола — вырастают в избирателей.

Прощай.

Салли.

Дорогая Джуди!

Если ты ожидала от меня сегодня бодрого, веселого письма, то лучше не читай. Человеческая жизнь — это зимняя дорога: туманы, снег, дождь, слякоть, холод, мерзость! А ты на милой Ямайке, где солнце и цветет померанец!