Мими Пенсон

Мими Пенсон могу узнать я,
Могу узнать я без труда:
Все тот же чепчик, то же платье —
Тирлим-пом-пом! —
На ней всегда!

Нелегкий ей удел достался,
Но был у бога свой резон:
Он добивался,
Чтобы в закладе не валялся
Простой наряд Мими Пенсон.

К ее груди цветок приколот
В часы тревог, в часы забав;
И, как цветок, чудесно молод
Моей Мими
Беспечный нрав.

Она умеет из бутылок
Извлечь веселый перезвон;
Под стуки вилок
Порой сползает на затылок
Простой чепец Мими Пенсон.

Так быстроглаза, так проворна,
Что у прилавка день-деньской
Студенты ждут, склонясь покорно, —
Тирлим-пом-пом! —
Пред ней с тоской!

Но пусть манят Мими проказы —
В ней скрыта мудрость всех Сорбонн,
На страже разум:
Никто не мог измять ни разу
Простой наряд Мими Пенсон.

А коль останется в девицах —
Не велика беда, ей-ей!
Тогда вовек не разлучится
Моя Мими
С иглой своей.

Не страшен ей повеса ловкий,
Ее прельстить не сможет он.
К чему уловки?
Сидит не на пустой головке
Простой чепец Мими Пенсон

Зато когда Амур предложит
В законный брак Мими вступить,
Она счастливца чем-то сможет —
Тирлим-пом-пом! —
Вознаградить!

Ее наряд — не плащ бесценный,
И мехом он не окаймлен:
Обыкновенный —
Приют жемчужины смиренный —
Простой наряд Мими Пенсон.

Любя республику без шуток,
Душой свободе предана,
На баррикадах трое суток
Моя Мими
Не знала сна,

Врагов колола беззаветно…
Тот в жизни щедро награжден,
Чей бант трехцветный
Украсит скромный, неприметный,
Простой чепец Мими Пенсон.

Ножи и трубки, а заодно с ними и стулья отстукивали, как полагается, конец каждого куплета. На столе плясали кружки, а полупустые бутылки, весело покачиваясь, подталкивали друг друга.

— И эту песенку сочинили ваши подруги? — спросил Марсель. — Ну, без маляра не обошлось, слишком чисто наложена краска. Знаем мы эти хвалебные стишки!

И он громовым голосом затянул:

Пятнадцать лет исполнилось Нанет…

— Хватит, хватит, — взмолилась Мими, — лучше потанцуем, давайте вальс! Кто здесь умеет играть?

— У меня есть то, что требуется вам, то есть гитара, — ответил Марсель. — Но у нее, — продолжал он, снимая инструмент со стены, — нет того, что требуется ей: она облысела на три струны.

— Но ведь вот фортепиано! — заявила Зели́. — Марсель будет играть, а мы потанцуем.

Марсель бросил на свою возлюбленную столь яростный взгляд, словно она обвинила его в преступлении. Правда, его умения бренчать на фортепиано хватило бы для контрданса, но он, как и многие другие, считал такое занятие истинной пыткой, и подвергаться ей ему вовсе не хотелось. Предательство Зели́ было местью за выходку с пробкой.

— С ума вы сошли! — закричал он. — Вы отлично знаете, что фортепиано здесь только для украшения, и, бог свидетель, вы одна и бренчите на нем. Кто вам сказал, что я умею играть танцы? Я помню только Марсельезу, да и ту отстукиваю одним пальцем. Вот если бы вы обратились к Эжену, дело другое. Он на это мастер. Но я не желаю ему докучать, боже упаси! Только у вас хватает нескромности ни с того ни с сего приставать с такими просьбами.

Эжен покраснел в третий раз и тотчас исполнил то, о чем его так иносказательно и хитро просили. Он уселся за фортепиано, и кадриль началась.